На одной из картин великого Джотто, современника святого Франциска, изображена легенда: Папа Иннокентий III видит во сне накренившееся, грозящее рухнуть, гигантское здание старой Церкви. Его удерживают худые руки оборванного бродяги в тёмном плаще пастуха. Это — святой Франциск из Ассизи. И кто знает, может быть, Воинство отца Кольбе было той духовной закваской, которая впоследствии дала возможность Европе изжить покаянием грех фашизма и выровнять готовую рухнуть Европейскую цивилизацию?
..............................................................
Если согласиться, что радость Благой Вести, которой святой Франциск озарил Средневековье, была воспринята потому, что в темноте средних веков совершалось очищение мира от язычества и рабства, то можно смириться с тем, что и у нас впереди будут тёмные годы, в которые мы должны будем очистить себя покаянием. Должны будем отказаться от язычества ХХ века и осознать себя в христианской цивилизации. Сердцу надо принять то, что Блёз Паскаль назвал «риском веры», её «безумие», дарующее разум.
..............................................................
Господи, ведь Ты перестанешь попускать наши чудовищные заблуждения и невзгоды, когда мы, стиснутые бедами, поднимем наконец голову к Небу и устремим свою жизнь вверх, по направлению к Тебе?
«Святые — прежде всего вызов веку сему», — сказал Г.К. Честертон. Вот некоторые его мысли и наблюдения из трактата Святой Франциск Ассизский:
Святой Франциск любил не человечество, а каждого человека, не христианство, а Христа.
Вера его была подобна не теории, а влюбленности.
Его дела, едва ли не все, были делами милосердия...
Его не сдерживали ни ограничения общепринятого, ни запреты общественной жизни, ни предрассудки и условности.
Он поклонялся Христу, подражая Ему.
Он видел естественные вещи в сверхъестественном свете и потому не отвергал, а полностью принимал их.
В жизни святого Франциска полное унижение преображалось в полную святость и радость.
Святому — Бог объясняет всё и утверждает всё.
Святой не может смотреть свысока, он всегда в присутствии Высшего.
Люди часто принимают святого, но не принимают его вести, однако те, кто видели его, ведут себя уже не так, как те, кто его не видел.
Если век живёт верой, он по сути своей един.
Вот какими строками Честертон оканчивает свой трактат о святом Франциске Ассизском:
С ним начался рассвет, и мы увидели заново все очертания и все цвета.
<…> Раньше, чем появился Данте, он дал Италии поэзию; раньше, чем пришёл святой Людовик, встал на защиту бедных; раньше, чем Джотто написал картины, сыграл сами сцены,