— Пойдем, — старик помог Брете подняться. — Сейчас будет совсем темно. Пойдем к фру Виг. Она знает, как лечить. Она корову лечить, и козу лечить… На, возьми пакля, у меня есть, — чтобы вытирать молоко, прижми к ране — так остановить кровь.
Поднимаясь, девушка увидела потертый до блеска медный тарм на шее своего спасителя. Раб с фермы фру Вигдис. Брета не раз видела старика в поселке: такой неторопливый, маленького роста, всегда в лохмотьях — он каждый день приносил с фермы сыр и молоко. Кажется, его зовут… Нет, трудно вспомнить… Как же больно…
Как же больно… Но Брета вдруг почувствовала, что в ней, внутри, в ее теле, словно разом открылись и потекли стремительные ручейки. Неожиданно стало жарко, даже в глазах потемнело; все тело зачесалось… Вот так же, наверное, бурлила кровь у одноглазого воина, когда они впервые встретились у скал возле Гребня. Боль от ран постепенно уходила, сникала, затихала, оставляя после себя только зуд. Вынырнуло и схватило в животе чувство голода.
Как же зовут этого старика?
Вспомнила — Герман. Его зовут Герман.
— У тебя есть еда? — спросила Брета, когда они вдвоем — Герман впереди, с палкой в??руке и двумя пустыми берестяными туёсамы за плечами, Брета — едва переставляя ноги, держа клок окровавленной пакли на шее, — позади, брели по тропинке. Вокруг уже стала кромешная темнота. Ветер немного стих. Слышно было, как по ветвям и по камням шуршит снег. Ноздри щекотал запах молока.
Брета услышала из темноты:
— Я сегодня носил сыр и кирт. На дне и на стенках еще осталось мало-мало. Это моя еда. Но я могу тебе отдать.
Вигдис и сейчас, на седьмом десятке лет, выглядела как столетний бук, как дерево Эссет — такой же мощной и величественной. А в молодости… Эх, какой была Вигдис в молодости! Кто такое увидел — никогда не забудет. Бывало, пройдет по поселку: высоченная, прямая, как из железа сделанная, — редко кто не уступит дороги, не увлечется и не удивится. Была бы фру Виг мужчиной — точно стала бы знаменитым ярлом, водила бы ватаги пикеров на драгботах к южным берегам.
Хьярны пересказывали историю о том, что когда-то, давно уже — никто не помнит сколько лет с тех пор прошло, на острове появилась девушка-гигантесса, у которой лицо и все тело было покрыто шерстью — как у медведя. Говорили, что она каким-то чудом переплыла сама, вплавь, без лодки пролив между островом и Норлендом. Ну, это, конечно, вранье, выдумки, совершить такое никому, даже самому сильному великану не по силам… хотя как-то она все-таки на острове появилась? Это была мать Вигдис, а как звали чужеземку, никто уже и не помнит. Желтоглазая гигантесса сошлась с тогда молодым еще высоким и мощным Рендалфром-пикером, родила мужу троих сыновей и дочь, всех — великанов, и еще молодой умерла от какой-то странной болезни. Вигдис никогда никому не рассказывала о своей матери — может не хотела, а может — и не помнила, потому что еще маленькой была, когда та уплыла в леса Морока.