Василис оказался воистину дипломатом. Несмотря на многосложность его высказываний, трудно было оценить, его собственное отношение ко всему, что происходило. Выяснилось только, что до России, он работал долгое время на родине в министерстве, затем в посольстве в Болгарии.
Они поседели еще какое-то время, и Василис поблагодарив за гостеприимный прием, откланялся. Уже в коридоре, когда Маша провожала его, он поцеловал ей руку и тихо, видимо опасаясь, что Мария Андреевна услышит его, произнес:
— У вас чудесная мама, теперь я понимаю в кого вы.
— Вы заблуждаетесь. У нас с ней совершенно разные характеры.
— Это вам только так кажется. Со стороны всегда виднее, уверяю вас.
— Не буду спорить.
— Еще раз благодарю за чудесный вечер и… Если позволите, пригласить вас…
— Смотря куда?
— Я придумаю что-нибудь, чтобы вам понравилось, и вы не смогли отказать.
— Вам откажешь, а потом ноту, — смеясь, произнесла Маша.
— Значит, договорились!? — скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Василис.
— Там видно будет, но в целом предложение принято.
— Спасибо, — и Маша закрыла за ним входную дверь.
Постояв несколько секунд, она вошла на кухню, где мать мыла грязную посуду и села на табурет у стола.
— Ну, что скажешь, ма?
Мать молча продолжала мыть посуду, о чем-то думая про себя, потом взяла полотенце, вытерла тарелку и положила её в стопку уже протертых.
— Мам, ты чего молчишь?
— А ты сама-то что думаешь?
— Ничего, мне интересно твое мнение.
— Ах, мое мнение. Так вот я тебе так скажу. Он от тебя не отстанет до тех пор, пока ты не скажешь ему да или нет.
— В смысле?
— В том самом. Дорогая моя, это не мальчик, это взрослый мужчина, который нашел, или, по крайней мере, считает, что нашел свое счастье и потому, будет продолжать добиваться твоей руки, и ждать когда ты скажешь либо да, либо нет. Если нет, он отстанет от тебя, и как бы не сложилась его жизнь в дальнейшем, ты останешься в его сердце навсегда.
— Мам, мне кажется, ты преувеличиваешь. Обычный роман, если и не курортный, то, во всяком случае, в чужой стране, где другие женщины, другие нравы, все иначе. Вот и всё.
— Извини, ты мелешь чепуху. Причем тут чужая страна, другие женщины и нравы. Любовь, дорогая моя, это совсем иное. Он просто влюблен, поверь мне.
— Но почему ты так считаешь?
— Потому что я прожила достаточно много, чтобы оценить поведение человека, и вижу, какие чувства владеют им.
— Ну не знаю, ты прямо Кашперовский, какой-то, или прорицательница. Может, и по руке мне погадать сможешь?
— А вот это я в тебе первый раз наблюдаю.
— Что именно?