— Не жмет и не тянет, все отлично, — ответила она и, сняв её, положила на кровать.
— Мам, тебе что, не понравилось? Мы же с Васей так старались, чтобы тебе всё подошло и понравилось.
— Да понравилось мне, честное слово все понравилось. Я больше рада, что ты домой приехала. Вот это для меня самый большой подарок, а это всё… — и она ничего не сказав, только махнула рукой. Маша села рядом, продолжая держать в руках очередной пакет с подарком.
— Я тоже рада, что приехала домой, — она обняла мать и уткнулась ей в плечо.
— Только не реви. Слышишь, не реви. Всякое в жизни бывает. Это не самое страшное, что могло быть.
— Мам, ну почему?
— Возможно из-за климата, разные причины. Но для паники, причин нет. Сделай небольшую паузу.
— Ты думаешь?
— А разве врачи тебе не тоже самое посоветовали?
— Тоже самое.
— Вот видишь, и я тебе о том же. Постарайся немного отдохнуть и забыть об этом. Всё нормально будет, поверь мне.
Маша, не разворачивая, сунула матери пакет, который держала в руках, и пошла в ванну умыться. Вернувшись, она застала мать в комнате. Та собирала подарки и раскладывала и развешивала их в шкафу, приговаривая, — и зачем столько денег было на меня переводить, не понимаю.
— Кстати, Маша, забыла тебе сказать, ко мне месяц назад Зоя заезжала.
— Что же ты молчала. Я от неё письмо последней раз месяца три назад получила. Связь ужасная. Как там она?
— У неё всё нормально. Они по-прежнему с Леонидом в экспедиции. Приехала всего на несколько дней. Сказала, что в марте возвращаются и пробудут в Москве до мая.
— Жаль, что я не знала, надо было мне перезвонить, я бы с ней поболтала по телефону. Ну, как ты её нашла?
— Знаешь, мне показалось, что она изменилась в лучшую сторону.
— Это, в каком смысле?
— Ну, стала мягче характером, не такая колючая как раньше. Видимо суровая жизнь на неё сильно повлияла, а может замужество. А уж счастливая такая, прямо сияет.
— Правда?
— Да, а как о Лене говорить начинает, прямо на глазах меняется. Словно вчера свадьбу сыграли.
— Любовь, — мечтательно произнесла Маша, помогая матери убрать вещи в шкаф.
— А ты как, счастлива, дочка? — неожиданно спросила Мария Андреевна.
— Конечно, — ответила та, но голос предательски изменил интонацию, и мать почувствовала это, но промолчала, то ли боясь нарушить покой дочери, то ли от того, что сама пожалела, что задала его.
Первые два дня, она отсыпалась. Ненадолго вышла на улицу, заглянула в магазин и, вернувшись домой, сказала матери, что удивлена, что за столь короткое время все так разительно изменилось.
— А я как-то и не заметила перемен, — ответила мать.