— Веселая у вас школа, я гляжу! — усмехаюсь.
— Нормальная, — вздыхает Халиков.
— Ладно, идем.
— Ты чего, чокнулась?
— Не плачь, пошли. — Открываю дверь на улицу. — Не ночевать же тут…
Спускаюсь с крыльца. Те трое меня заметили, подались вперед. Халиков плетется сзади, шагах в пяти. Лицо у него, будто на расстрел ведут.
— Ну-ка, отойдем на два слова, — говорю Шуре-пятиэтажному, двух шагов не доходя.
У того испуг в глазах, на дружков озирается. Сломался парень.
— Да не бойся, не трону, — успокаиваю.
Его приятели загоготали. Шура ухмыльнулся, делает вид, что ему море по колено:
— Идем…
Отвела его в сторону, говорю, улыбаясь, тихо, но внятно:
— Слушай, Шурик… Сам запомни и вот этим передай: если еще хоть раз ты или кто-Обудь из них Халикова пальцем тронет… Я не поленюсь, в спортшколу сгоняю, привезу своих, и с вами такое сделают! Понял меня? Я спрашиваю, ты понял?
— Да ладно, — отмахивается.
— И еще запомни, — говорю. — Если Халикова вообще кто-нибудь тронет, пусть даже не по твоей воле и ты об этом знать не будешь, получать за него придется только тебе. Персонально. Всегда.
— Да ладно, — опять отмахивается.
— Гляди, Шурик, мое дело предупредить. — Кричу Халикову: — Пошли!
Халява, перепуганный как заяц, ко мне подбегает, и мы идем.
— Халява! Иди сюда! — зовет один из тех двух, с сигаретой во рту.
— Обойдешься! — бросаю через плечо.
— Чего-о? — тянет тот. — Повысту-пай! — И идет за нами.
Халиков пробует бежать, я удерживаю его за руку:
— Спокойно.
Останавливаюсь, поворачиваюсь к дружку пятиэтажного.
— Лимон, не трогай ее! — Шура кричит.
Лимон останавливается в нерешительности. Жду секунду-другую, потом говорю Халяве:
— Идем…
И мы идем дальше, не оглядываясь. А эти, наверное, собрались за нашей спиной, мой ультиматум обмозговывают.
— Ух ты! Можно посмотреть? — говорит Халиков.
Я над столом полки повесила, разместила на них свои «боевые награды». Теперь он на этот «иконостас» из медалей и кубков таращится.
— Золотая? — вертит в руках медаль.
— Бронза, — вставляю в комбайн кассету, — золотые выше. Вон видишь, семь штук.
— Чистое золото?
— Не-а, — врубаю музыку, — серебро с позолотой.
— Во, нормально! — тут же переключаясь на магнитофон, говорит Халява. — «Акай»?
Киваю, плюхаюсь в кресло. На нас накатывают стереоволны тяжелого рока.
— Откуда привезла?
— Оттуда, оттуда…
— А ты в Америку ездила? — смотрит на меня, как на гуманоида.
— В Штаты — нет. В Канаде была, в Японии. Да ты садись, Халява, чего стоишь? Кстати, у тебя нормальное имя есть?
— Есть, — говорит. — Федя.
— Присаживайся, Федюня…
Халиков присаживается на самый краешек, осматривается по сторонам. Так себя только в музее ведут. Или перед кабинетом зубодера.