Пятиэтажный прокашлялся, на пол сплюнул. Халиков носом шмыгнул.
Опять заскрипела пружина на входе. Панов! Аккуратно придержал дверь ногой, нас пока не видит. В руках цветы, в бумагу завернутые. Надо же, к концу декабря — цветы!
Откалываемся от стены, выстраиваемся в шеренгу.
От входных дверей до лифта — лестничный парад, ступенек семь-восемь. Мы наверху, Панов — внизу. Увидел нас, притормозил.
— Привет, — делаю шаг вперед.
Панов молчит, смотрит на меня, не мигая.
— Приглашаю, — говорю, — Панов, тебя персонально.
— Не пойду, — отвечает без эмоций.
Оглядываюсь на пятиэтажного, тот ухмыляется:
— Куда ты денешься, — говорит.
— Леш, — обращаюсь я к Панову, — я понимаю, Елена тебя от колонии отмазала и все такое… Так неужто теперь всю жизнь у нее в «шестерках» бегать?
Панов осторожно цветы на пол положил в сторонку, выпрямился и к нам идет. Ступенька, вторая, третья…
— Не мешай, — просит Шура и пробует меня в сторону отодвинуть.
А Панов уже близко.
— Стоп, мальчики, — спускаюсь на ступеньку вниз, к моим «телохранителям» лицом поворачиваюсь: — Шурик, подождите меня с Федюней на улице. Мне с Пановым поговорить надо.
— Не о чем нам с тобой говорить, — заявляет Панов.
— Спокойно, Шурик, — останавливаю пятиэтажного и Панову через плечо: — Помолчи, Леш.
— Я к тебе все равно не пойду, — снова делает заявление Панов.
— Туда, — Шура показывает наверх, — ты тоже не пойдешь.
— Посмотрим. — Панов хочет прорваться, но пятиэтажный толкает его ногой в живот. И Леша, удерживаясь за перила, считает ногами ступени в обратном направлении.
— Ну-ка, быстро на улицу! — зверею. — Оба! Чтоб духу вашего!..
— Как скажешь, — мрачно вздыхает Шура. — Пошли.
Они с Халиковым спускаются вниз, проходят мимо Панова, как мимо пустого места, и выметаются на улицу.
Панов стоит какое-то время на месте, смотрит в пол, потом нагибается, подбирает цветы и идет ко мне.
— Отойди, — говорит.
Уступаю ему дорогу. Он проходит к лифту, нажимает на кнопку вызова. Лифт спускается, останавливается. Панов открывает дверь шахты.
— Постой, — прошу я его.
— Ну?
— Я… Я, может быть, люблю тебя, Панов, — говорю. — Потому и приглашаю.
Он смотрит на меня… И начинает смеяться.
— Не веришь? — гляжу исподлобья.
Панов ничего не говорит, смеется, заходит в лифт и уезжает. Его смех поднимается наверх вместе с ним.
У меня изнутри вырывается какой-то рык. Я что есть силы луплю по клетке шахты ногой и бросаюсь вниз. Вылетаю на улицу. Пятиэтажный и Халиков спешат навстречу.
— Ну что? Ушел? — спрашивает Шурик.
— Хрен с ним, — иду быстро, не останавливаясь. — Все равно никуда ему… — задыхаюсь.