Заглядываю в кухню. И там люди: Федюня, Тюхин, пятиэтажный. Шура во всю бутерброды наворачивает.
— Шурик, — зову его, — ты мне нужен на два слова.
— Сейчас, — рот набит до отказа, запивает бутерброд, ставит стакан на холодильник, ко мне направляется.
В это время, с телефоном в руках, в прихожей возникает Александрова Ленка. Есть у нас в классе такая — сплошное ничто.
— Тань, тебя к телефону.
— Спасибо, — забираю у нее аппарат. — Скажи там, чтобы музыку привернули.
Делаю знак пятиэтажному повременить, говорю в трубку:
— Да?..
— Танечка, это я, — слышу голос матери.
Иду с телефоном в ванную, прикрываю за собой дверь.
— Да, мама, я слушаю.
— Ну, как вы там, уже собрались? — спрашивает.
— Угу.
— Все у вас в порядке?
— Да. '
— Ну, ладно… Значит, я уже освободилась, звони, если что, тете Любе.
— Хорошо.
— Вы там не очень шумите и часам к одиннадцати закругляйтесь, слышишь?
— Да, мама.
— Ладно… — довольна, что я ей не возражаю, слушаюсь. — Кстати, все забываю спросить, а по какому поводу гуляете?
— День рождения, — смотрю на себя в зеркало.
— Чей? — удивляется.
— Нашего класса.
— Ишь ты, — смеется, — придумают же! Ну все, целую…
— Пока.
Отношу телефон на кухню, возвращаюсь в прихожую, где у зеркала меня ждет пятиэтажный.
— Закрой, — киваю на дверь комнаты.
Шура моментально повинуется.
— Кого нет? — спрашиваю.
— Все здесь, — докладывает, — кроме Панова.
— Ас ним ты говорил?
Молчит. Тут Витька Крыленко из комнаты в прихожую попробовал выйти. Пятиэтажный его обратно задвинул.
— Мне надо, — говорит Крыленко в щель.
— Потерпишь. — Пятиэтажный закрывает дверь наглухо, держит ее рукой, говорит мне: — Да бесполезно с Пановым говорить, он не из пугливых.
— От коллектива отстает, — качаю я головой. — Нехорошо.
— Да он давно напрашивается, — поддерживает меня пятиэтажный.
— У тебя счеты с ним? — интересуюсь.
— Так… В друзьях когда-то ходили, до пятого класса, а потом… Долго рассказывать.
Смотрю на свои электронные. Время- семнадцать пятнадцать.
— Одевайся, — говорю, — есть возможность отличиться.
— Халяву берем? — просекает с полуслова.
— Возьми для кучности.
— А эти? — кивает на комнату.
— Пусть веселятся. Мы ведь ненадолго.
— Можно, что ль? — вылезает снова из-за двери Крыленко.
— Да иди. иди, — говорю ему.
Крыленко топает в туалет, а в комнате лупит музыка, дым стоит коромыслом-гуляет народ.
Стоим в парадном Елены. Я, Халиков, пятиэтажный. Ждем. Стенки возле лифта размалеваны надписями: «Зенит — чемпион» и так далее. Бывают же ублюдки, которые стены портят!
Смотрю на часы — семнадцать сорок пять.
Открывается входная дверь. Насторожились. Однако тревога ложная — какая-то женщина пожилая вошла, увидела нас, остановилась в нерешительности. Потом быстро-быстро, опустив глаза, мимо прошмыгнула и по лестнице наверх — топ-топ-топ. Проводили ее взглядами. Слышим, как поднялась на второй этаж, погремела ключами. Дверь хлопнула, и снова тихо.