– Так нужно…
– Но почему это смогло произойти?
– Ты болен…, испорчен, буквально нашпигован навыками греха…
– Но ведь здесь нет греха…
– Память о нем остается у неприкаянных душ, именно поэтому такие, как ты лакомый кусок для бесов.
– И что же делать? Ведь я чуть не погиб!..
– Ты же спасся молитвой – молись…
– Чем же я привлек их?
– Гордыней – разве не ты подумал, глядя на человека: «Я бы справился».
– Не знаю…
– Еще немного и ты сам будешь отвечать за тебя, я лишь буду поддерживать все, что будет исходить из добрых кладовых твоей души…, хотя и останусь твоей опорой в этом мире… Нам нужно продолжить, ты еще многое должен понять…
– Аааа…
– Никаких вопросов, все равно ответы будут полезны, когда ты получишь их сам. Слушай себя…
– Но как же я пойму, что делать, а что нет?
– «Жертва Богу – дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит»…
– Жертва?!…
Кухня была наполнена не столько ароматами, их не чувствовалось в этом измерении, сколько неуверенностью, овладевшей внутренним состоянием. Сейчас она выражалась в нежелании принимать решения в отношении друг друга – оба стояли на грани, всегда в таком случае висящего в воздухе скандала. Нашептываемое бесами, представляло само собой набравшийся список взаимных претензий, на деле не стоявший и яйца выеденного, но он был, и казался важным…
Я заметил раздраженность темных существ затянувшейся сценой. Их внимание привлек и я, но теперь, зная, что им нужно, чтобы уничтожить меня навечно, мной овладело спокойствие, благодаря узнанному противоядию. Хотя не скрою, до сих пор во мне чувствовалось оледенение при воспоминании момента, когда они, учуяв гордыню, вцепились и уволокли в геенну – еще немного и рассказывать было бы не о чем и не кому…
Никто не может им сопротивляться, оставшись без Создателя. Попусти Господь, хотя бы одному полную свободу и на земле через мгновение не осталось бы ни одного Его творения. Гибель их – мечта князя мира земного, врага человеческого, когда-то самого красивого из всех ангелов, а ныне отца ненависти и злобы…
Мартын, поджав под себя ноги и скрестив их под сиденьем шикарного стула, ковырял пальцем сколупнувшийся край столешницы. Свободной от этого рукой, согнутой в локтевом суставе, он опирался о стол же. Ему казалось, что основная часть диалога пройдена на сегодня удачно – без сор и скандалов, хоть и не удалось избежать напряженности. Решив все же разорвать грузящую тишину, он постарался переменить тему:
– Знаешь, а ведь…, все таки, не понял я до конца «Солдата»! Что-то есть, о чем он не договаривал. Верить, конечно, верю, но все, как-то, глубже представляется…, и от куда эта симпатия, буквально сшибающая с ног. Ну скажи на милость, как может быть так, что я постоянно, вспоминая о нем, ловлю себя на мысли, что он не может быть преступником? Ну не укладывается у меня в голове, что он мог это сделать…, нууу, то, что сделал…