Она поняла, что я не ждал ответа, и скромно промолчала.
Бесплодные ментальные потуги прервались не скоро – наконец пришел старый коренастый лариец в потертом кителе без знаков различия. Более светлыми пятнами на серой ткани виднелись места, с которых некогда срезали нашивки.
– Есть выпить? – спросил я.
Ром понял, что не услышит радостных вестей, и вскоре между ним и мной на столе появилась большая бутыль перцовой настойки. Следующую пару часов мы медленно опустошали ее.
От меня лариец узнал лишь то, что касалось детей, но и этого было достаточно, чтобы посчитать мескийского тана сумасшедшим. Дети, превратившиеся в стариков, – ну ведь чушь люпсова! Тем не менее он верил и темнел лицом. Подробности операции я удержал при себе.
– Похитителя поймать не удалось?
– Мы ищем. Мы найдем. Мы покараем. Клянусь именем.
Ром провел ладонью по лицу, словно пытаясь избавиться от наваждения, последовал тяжелый протяжный вздох – не вышло.
– Сами передадите новости Бернштейну?
– Да, герр Ром, но сегодня у самашиитов святой день, не хочу вторгаться к ним. Благодарю за готовность помочь… Как там зеньор эл’Травиа? Как его здоровье?
– Быстро поправляется.
– Ну и слава богине.
Я поднялся.
– Простите, что не смог помочь, герр Ром.
– Вы помогли, – ответил лариец тихо, – вы рассеяли неизвестность. Правда невероятна и ужасна, однако она лучше неведения. Я благодарен вам, тан. Нас пустят в Королевский госпиталь?
– Разумеется. И вас, и самашиитов. Пусть на этом чаша вашей скорби будет испита до дна. Всех благ.
На улице стоял ранний вечер, дождь усилился, грозя перерасти в настоящую грозу, было много темнее обычного. На пустыре стоял «Гаррираз». Убедившись, что присланный шофер-разведчик способен управлять «Плавунцом», я приказал ему отвести бронемашину в Старый порт, где устроили временную базу войска Имперры.
В посольство меня везла Себастина. Несмотря на безумный стиль ее вождения, дрема одолела в пути, последние силы иссякли. Усталость не оставляла и в посольстве. Нужно было сделать столько важных вещей, переговорить со столькими разумными, раздать указания и подготовиться к возможным последствиям… но все, что я смог, – это добрести до кабинета и, не зажигая света, развалиться в кресле.
Я не спал и не бодрствовал, завис на середине между мирами, и лишь это хрупкое равновесие позволяло немного отдохнуть. Проклятый Беххерид выел все силы, еще немного – и душу высосал бы тоже, мерзкая тварь. В таком состоянии ни пища, ни здоровый сон не могли поправить положения, за все приходилось платить.
Лишь одно средство могло вернуть меня к жизни – любовь.