– Нам нужно на сушу, старший помощник Осельрод. Немедля.
– Зачем? – всхлипнула она.
– Ради любви. Нам нужно на сушу.
Я с Бельмере на руках, Себастина и Клара Осельрод погрузились на одну из спасательных лодок «Ветра полыни» и отправились к острову. Солдаты налегали на весла, лодка скользила между еще живыми и уже погибшими кораблями. В воде плавало немало мертвецов, люди и иные, военные моряки разных стран. Тут и там выжившие взывали о помощи, но меня не трогали их мольбы, я смотрел на то, что еще недавно было моей женой. Именно так. Было.
Странно, я стольких убил за годы службы, так хорошо понял смерть… думал, что так хорошо ее понял, однако теперь я видел, что не понимал ни черта. Как главное украшение всей моей жизни могла в одночасье стать этим холодным безжизненным предметом? Тело – всего лишь материя. Жизнь – всего лишь фокус, помогающий мясу оставаться свежим. Моя Бель исчезла, а на руках я держал кусок плоти, словно бы никак с нею не связанный. Все старания поверить, что эта пустая оболочка была ею, оканчивались ничем. Не мог я смириться с ее смертью. Ни за что на свете.
Крохотная песчаная коса с изъеденными ветром скалами – вот и весь остров. Жить на нем могли только чайки, гнезда коих мы потревожили, высаживаясь на берег. Солдаты получили приказ ждать у лодки. Себастина и Клара шли за мной по усыпанному ракушками песку, туда, где суша была тверже, туда, где скальные выступы образовывали ненадежное укрытие от ветра и более надежное – от чужих глаз.
– Здесь, – сказал я, бережно укладывая тело, – это место сойдет. Посмотри-ка, Себастина, здесь уже кто-то умер. Это добрый знак.
Под одним из камней лежал выбеленный солнцем человеческий скелет.
– Да, это место совершенно точно подойдет. Старший помощник, прошу, не подходите слишком близко и храните молчание, что бы ни произошло.
Клара Осельрод отступила. Она не понимала, что происходит, но и не особо хотела знать ответ. Горе было столь сильно, что некоторые чувства в ней притупились, и, пожалуй, даже угроза смерти не смогла бы вывести несчастную из этого состояния.
Я сбросил плащ и снял маску, а потом и вторую, обнажив свое истинное лицо. Вся лишняя одежда тоже была снята. Оставшись босым в приспущенном с торса комбинезоне, я взял нож и уткнул его острием в свой лоб. Два росчерка – простой крест. Такой же лег на сердце, живот, левое запястье, и правое тоже.
– Достаточно, пожалуй. Себастина, дай мне его.
Моя горничная извлекла из-под плаща футляр, а из него – костяной палец с болтавшимся на нем перстнем. После той ночи, когда труп Адольфа Дорэ вырвался из посольства, я решил, что этот полезный божественный предмет следует постоянно носить с собой.