. А князь Иеремия Вишневецкий был еще могущественнее; он, по выражению графа Александра Пржездецкого, «całą Polskę na barkach swoich dźwigał». Владения Иеремии Вишневецкого простирались преимущественно на той прекрасной полосе Украины, у которой один бок орошается знаменитым Супоем, а по другому течет «Сула серебристыми струями». Начинаясь на Днепре городами Чигирин-Дубровой на устье Сулы и Домонтовым на устьях Супоя, владения Вишневецкого шли по этой самой полосе Украины через всю Полтавскую губернию, захватив немало и Засульской полосы, с Хоролом и Полтавой включительно, и вдавались еще в Черниговскую губернию почти до Конотопа. На этом пространстве Украины, которое называлось Вишневеччиной, за князем Иеремией считалось 56 городов и сел и в них 39 857 господарей и подданных, которым велся счет не по числу душ, а подымно и подворно, то есть по числу хат и дворов. Одно это обеспечивало годового доходу около 180 000 рублей. Кроме того, у князя Вишневецкого было много экономических хуторов, или фольварков; да на реках украинских считалось за ним 423 мельничных кола, и за каждое коло платилось ему от мельников ежегодно по два червонных золотых, что составляло около полутора тысяч рублей серебром. Да во всех городах, селах и хуторах князя шел на него шинок. Да ко всему этому надо припомнить еще о разных поборах хлебом, мукой, медом, птицей и т. п.
[913]Все эти магнаты-владельцы, часто превосходя своими несметными богатствами самого короля, не иначе себя и разумели как государями. Они подписывались на официальных реляциях к королю не подданными, а верными его советниками. Заграничные панегиристы величали польских господарей королями королей, то есть королями великих польских панов, магнатов. На языке самих украинцев все эти вельможные, богатейшие и сиятельнейшие паны были известны не иначе, как под именем королят. И польское правительство как бы само способствовало такому возвеличению своих магнатов: жалуя им земли, оно давало им при этом чисто королевские права. «Дали есьмо, – пишет Сигизмунд I в грамоте к князю Константину Ивановичу Острожскому, – дали есьмо и вечне даровали и записали замок Степань з местом и з их бояры, и з слугами путными и з мещаны, и з данникы, людьми тяглыми, з селы боярскими, зо всим правом и панством и властью, ничего на нас и наши наследники не оставляючи»[914].
Обладая несметными богатствами, польские паны и жили как богачи: они окружали себя баснословной роскошью, давали чисто сказочные пиры, держали в домах целые полки обоего пола праздной прислуги, устраивали бесконечные банкеты, всякого рода оргии, зазывали к себе десятки тысяч гостей, раздавая им дорогие подарки и рассыпая перед ними без счету деньги. В домах этих вельмож блистало золото, драгоценные камни, хрусталь и серебро; на панах были самые причудливые, самые дорогие и изысканные костюмы, и ко всему этому полнейшее пренебрежение: дорогая посуда часто вдребезги разбивалась во время пира, а рукавами богато-роскошных панских кунтушей вытирались тарелки. Примеру поляков подражали и русские паны. Они наперерыв старались заводить у себя и такие же изысканные пиры, и ту же неслыханную роскошь, и в таких же размерах попойки, усваивая при этом польские нравы, веру, обычаи, вообще весь польский образ жизни и даже самую польскую речь. Таким образом, уже в век Сигизмунда-Августа южнорусские дворяне достаточно ополячились, видоизменяясь как с внешней, так и с внутренней стороны.