Иван Петрович Павлов (1849 —1936 гг.) (Асратян) - страница 48
И. П. Павлов и Л. А. Орбели
Естественно, некоторые качества Павлова нравились далеко не всем. Он был вспыльчив, нередко в порыве горячности повышал голос и не всегда мог воздержаться от крепких выражений. Судя по воспоминаниям Чистовича, Савича, Бабкина, Орбели и других его учеников старшего и среднего поколений, раньше такие истории случались с Павловым гораздо чаще, чем в последние десятилетия его жизни. Особенно резок Павлов бывал во время хирургических операций, отпуская в адрес не очень расторопных помощников нелестные для них слова. К счастью, такие порывы гнева были у Павлова непродолжительными, он быстро успокаивался и раскаивался в своей несдержанности. Об одном эпизоде из раннего периода научной жизни Павлова рассказывает Н. Я. Чистович: «В личных отношениях к нам, работающим, Иван Петрович умел соединить свой высокий научный авторитет с совершенно простым, дружеским отношением. Расскажу маленький инцидент, происшедший между ним и мною. Когда опыт изолирования сердца собаки нам уже удался, Иван Петрович хотел его продемонстрировать С. П. Боткину и пригласил Сергея Петровича в лабораторию. Все было заранее подготовлено, собака прооперирована, и в присутствии С. П. Боткина оставалось сделать лишь последний момент операции: затянуть лигатурами нижнюю полую вену, дугу аорты и снять зажим с vena jugularis communis, чтобы пустить кровь из резервуара. Иван Петрович спросил меня, все ли готово. На мой утвердительный ответ он быстро затянул лигатуры, но вытекание крови из art. subclavia вдруг прекратилось: я забыл снять зажим с яремной вены. Увидев, в чем дело, Иван Петрович схватил зажим и неосторожно снял его, так что вена прорвалась, хлынула кровь и опыт не удался. Кто знает Ивана Петровича, может себе представить, как он на меня обрушился: виноват был во всем я, так как забыл снять пинцет! Я возражал, что и он виноват, так как следовало осторожно снять зажим, а не дергать. Слово за слово, мы поссорились до того, что признали невозможным далее вместе работать и разошлись, огорченные и взволнованные.
Вечером я получил от Ивана Петровича такую записку: «Брань делу не помеха, приходите завтра ставить опыт».
Нечего и говорить, что все мы, которых Иван Петрович ругал самыми изысканными выражениями, горячо любили его и не смущались его слабостью во всех неудачах винить только нас, зная его искренность и безукоризненное благородство души» [>75 «Сборник, посвященный 75-летию академика И. П. Павлова». Л., 1925, стр. 31.].
Л. А. Орбели рассказал мне о другой похожей истории из более поздпего периода жизни Павлова (о ней говорится также в воспоминаниях Б. П. Бабкина). Как- то в Институт экспериментальной медицины приехал в командировку профессор Харьковского ветеринарного института Н. Рязапцев, давний товарищ Павлова по рязанской духовной семинарии. Случилось так, что во время хирургической операции он ассистировал Павлову и тот в один из моментов обругал бывшего школьного товарища. Рязанцев ответил ему в том же тоне. Павлов сразу замолк. После завершения операции он заявил, что необходимо избавиться от дурной привычки.