На скривившемся было в презрительной гримасе лице Пиригона моментально появилась сладкая мина, когда из-за спин слуг чей-то голос язвительно произнес:
– Я вижу, что мне не особенно рады. Но я все равно счастлив вас видеть и надеюсь встретить взаимность. Ведь и мне в немалой степени обязаны вы своему успеху. Не правда ли, любезный Пиригон?
Вслед за этим из темноты появился сам обладатель голоса. На его губах играла полупрезрительная улыбка, не скрывающая надменное выражение лица. Жесткий взгляд не сулил ничего хорошего тому, к кому он обращался. Будучи на несколько зим старше Орагура, Сарниус всегда и во всем желал верховодить. Но его нетерпимость, нежелание прислушиваться к чужому мнению довольно быстро расставляло все по своим местам. Будучи недавно направленным во главе отряда солдат на границу во время скоротечной войны с племенами кутиев, появившихся из глубин Персидского нагорья, он, не желая прислушаться к мнению уже воевавших командиров сотен отряда, потерпел несколько чувствительных поражений и потерял много людей. Срочно посланному ему взамен Орагуру с большим трудом удалось восстановить положение и с помощью подоспевшего Пиригона вышвырнуть кутиев за пределы страны.
– Да, да, конечно, – пробормотал Пиригон.
– Мы, естественно, очень рады твоему появлению, – поспешил сгладить возникшую неловкость Орагур, чертыхаясь про себя.
– А по какому случаю пирушка? – он кивнул на освещенные окна, из которых доносились звуки музыки, переводя разговор на другую, более безопасную, тему.
– К жене в гости приехала сестра с племянницей. В честь их появления и устроен званый вечер. Я, правда, к нему руку и не прикладывал. Все гостья распоряжается, – Кирионис вздохнул, – а вот и они!
Орагур, Пиригон и Сарниус в поклоне спрятали усмешки – они давно уже имели честь быть знакомы с сестрой жены правителя нома, довольно едкой длинноносой особой, впрочем, считающей себя одной из законодательниц мод в государстве – даром, что ли, долгое время жила при дворе энси? Если бы при этом она обладала еще и художественным вкусом, было бы полбеды. Но почти полное отсутствие данного дарования вкупе с непомерными амбициями в этой сфере создавало такую смесь, что при виде ее новых «нарядов» приходящие в ужас почтенные матери семейств украдкой шептали молитвы-обереги, хотя и расхваливая вслух ее за «смелые творческие находки». Не восторгаться было опасно в том смысле, что она, острая на язычок, могла в отместку быстро и легко высмеять любого, надолго превратив его в мишень для всеобщих насмешек.