Сюда и доставили захваченных разбойников. Гардиса, Ридона и Нада, пытавшихся сопротивляться, избили древками копий и, покалывая кончиками кинжалов, заставили самих спуститься в подвал, где по указанию подручного палача сковывающие их цепи замкнули на замки на специально вмонтированные в стену кольца, растянув руки в стороны. А чтобы лишнее не говорили, рты им заткнули кожаными шариками, прикрепленными к веревкам и завязанными вокруг головы, так что они могли только мычать.
Поверженного, до сих пор не пришедшего в себя светловолосого незнакомца-гиганта приволокли сюда же и так же примкнули к кольцам. Он повис на цепях, как тряпка, свесив голову. Лишь натяжение цепей не давало ему упасть.
Взятое разбойников вооружение свалили в углу у входа.
Тут же появились остальные трое подручных палача, в обязанностях которых было подготовить заключенных к пытке, поддерживать огонь в жаровне, приводить в чувство потерявших под пытками сознание и так далее – круг выполняемой ими работы заканчивался уборкой после пыток. Женщины сюда не допускались и могли находиться здесь только в качестве истязуемого, но никак не в качестве уборщицы.
Гвардейцы, притащившие скованных пленников, постарались поскорее улизнуть, ибо никому не хотелось встречаться с главной фигурой готовящегося действа – палачом, и на то были веские причины. Встреча с ним даже на улице не сулила ничего хорошего – или кто-нибудь в доме заболевал, или кого-нибудь обворовывали. Одним словом, все в городе знали: встреча с палачом – к несчастью. Родителям непослушных детей достаточно было одного упоминания своим отпрыскам про палача, чтобы привести их в полное повиновение. Он тоже знал про эти людские суеверия, со временем стал нелюдим, выходил из дома исключительно на работу, закрываясь широким плащом с капюшоном, благо жил недалеко от городской тюрьмы. Домашние дела его уже много лет вела одна и та же экономка, привыкшая к его виду и характеру.
Тяжелый мерный звук приближающихся ко входу шагов как будто подстегнул подручных палача. Они засуетились еще быстрее, сильнее раздувая и без того яркий огонь в камине, подготавливая приспособления для пыток. Вслед за этим низкий злобный рев потряс стены, и в дверях появился сам городской палач.
Уже одно его появление часто приводило к тому, что не требовались никакие пытки – узник сам начинал выкладывать все, что знал. И действительно, палач мало походил на человека. Родом он был то ли из Магриба, то ли из Абиссинии. А, как известно, в этих местах детей часто специально уродуют, чтобы, выросши, они одним своим видом нагоняли страх на врагов. Возможно, и палач был одним из таких уродов.