А она, прижавшись к мягкой стенке чужого экипажа, слушая ровный ритмичный цокот копыт и стискивая сумочку-кошелек на поясе, чтоб хоть чем-то занять руки, чувствовала себя самозванкой. Только в сказках бедная сестрица находит богатую родню, раскрывающую ей объятья. В сказках да в романах… Маред всегда знала, что жизнь на сказку не похожа, отец постоянно твердил ей об этом. И теперь не могла поверить, что всего одна ночь, даже меньше – пара часов этой ночи – могут сделать то, что не получилось у нее месяцами тяжелой работы. Десять тысяч за одну монетку? Только за то, чтобы подняться по лестнице, набрать цифры на замке, зайти в чужой дом…
Дальше воображение отказывало, потому что Маред просто не могла представить, как должен выглядеть дом, хозяин которого держит монету ценой в десять тысяч в гостиной, как простую безделушку. У них дома в гостиной стояли фарфоровые статуэтки пастухов и пастушек, по вторникам и субботам Маред стирала с них пыль, не доверяя пожилой подслеповатой служанке, их единственной прислуге. Но тем статуэткам цена была несколько крон…
В голову лезла всякая ерунда, впереди маячил коротко стриженый затылок тьена Оршеза, вырастающий прямо из высокого воротника камзола, и Маред старалась не смотреть на этот наглый самодовольный затылок, словно тьен мог почувствовать ее взгляд. Набрать цифры, войти в дом… А швейцар? Прислуга? Ах нет, это не особняк! Какая она дура, Оршез ведь сказал, что это квартира в доходном доме. Не таком, разумеется, как тот, где живет она сама. Хозяин монеты снимает апартаменты для джентльменов, у него несколько комнат в огромном трехэтажном здании возле набережной. И прислуги нет, этот человек любит уединение. Как состоятельный тьен может обходиться без прислуги, Маред не понимала, но Оршезу поверила. Все-таки врать было совсем не в его интересах. Оршезу нужна монета, и его указания были достаточно подробными и толковыми.
Маред снова передернулась, с трудом отгоняя желание рвануть на себя ручку экипажа и выскочить на мостовую. Как же страшно и стыдно! Она не воровка, никогда в жизни ей в голову не приходило взять чужое! И что ей делать потом, неужели всю жизнь жить с осознанием того, что цена ее учебы – преступление?
– Вы там не замерзли, дорогуша? – не оборачиваясь, спросил Оршез, и Маред замотала головой, потом сообразила, что ее не видят, и выдавила из пересохшего горла:
– Нет, благодарю… Долго еще?
– Почти на месте. Все запомнили, красотка?
Хоть бы не издевался! Какая она ему красотка! Маред вспыхнула, но тут же прикусила губу, сдерживая отповедь. И правда, с чего Оршезу относиться к ней с уважением? К воровке-то…