Он улыбнулся на глазах еще сильнее бледнеющей Маред.
– Все правильно, девочка. Ты молодец. Пошлешь меня подальше в праведном негодовании, уедешь домой. На омнибус хотя бы деньги есть? Будешь все лето работать, заработаешь гроши. Может, каким-то чудом и продержишься год. Ты на отличном счету и все-таки сирота, да еще и мужа потеряла… Тебе вполне могут вернуть льготы или хотя бы снизить оплату. Закончишь обучение, найдешь работу. Может, даже, останешься на кафедре местной диковинкой. И будешь писать работы уже не для студентов, а для преподавателей и аспирантов. И всю жизнь, поверь мне, девочка, будешь ненавидеть двух людей. Меня, за то, что поманил другой жизнью, и себя.
– Нет, – обреченно повторила Маред. – Я выберусь. Сама…
– Не исключено, – безразлично пожал плечами Алекс. – Советую найти пожилого состоятельного вдовца. Непросто, но выполнимо, если обратиться к хорошей свахе. Может, тебе повезет, и муж будет не против, чтобы ты работала. Это будет куда безопаснее и приличнее, чем иметь дело со мной. Ты даже сможешь врать себе, что не продалась, а стала респектабельной женщиной.
Он усмехнулся. Достал бумажник, бросил на столешницу пару крупных купюр.
– Прости, мне пора. Но все твои «нет» сейчас неважны. Конечно, ты не могла согласиться. Я буду ждать ровно неделю. Номер моего фониля у тебя есть. Подумай хорошенько, умная девочка Маред Уинни. Это была бы честная сделка. И выгодная. Я предлагаю тебе то, что больше никто и никогда не предложит. Целая жизнь – за несколько недель. И если надумаешь – позвони.
Встав и выйдя из-за стола, он не удержался. Проходя мимо окаменевшей на стуле девчонки, наклонился, тронул теплое плечо под слегка шершавой тканью, пробежал пальцами вдоль ключицы, шепнул, наклонившись, в ухо:
– А будешь думать, вспомни, какой ты была жаркой и мокрой там, внизу. И как было бы замечательно, если бы я все решил за тебя, а ты могла просто прикинуться невинной жертвой…
Убрав руку, он ушел, не оглядываясь. На улице, где солнце после полумрака «Азимута» сияло почти до боли в глазах, прищурился, постоял минутку, поставим лицо горячим ласковым лучам. Сел в мобилер, оставленный у обочины тротуара.
В зеркало заднего вида было хорошо видно, как девчонка вышла из ресторана и прошла по тротуару совсем близко неуверенной ломкой походкой. Замерла, осматриваясь, потом медленно побрела к ближайшей остановке омнибуса, вцепившись в нелепо провинциальную сумочку из дурно выделанной кожи.
«Откажись, девочка, – холодно, ясно и почему-то очень тоскливо подумал Алекс. – Откажись, сотри мой номер. Да, я действительно могу купить кого угодно. Почти кого угодно, дело только в цене. Докажи мне, что это не так, что не все женщины продаются. Если через неделю ты не позвонишь, клянусь, я извинюсь и подарю все, что предлагал. Будет и учеба, и работа в „Корсаре“. Только откажись. Прошу тебя».