Я покинул здание мрачным и решительным, как никогда в жизни: я увижу Елизавету перед отъездом в Италию или умру, пытаясь с ней повидаться. И тысяча Келешваев, вооруженных тридцатисантиметровыми гаубицами, не остановят меня, когда я с грохотом подъеду в фиакре к зданию Рейхсрата, где она работает медсестрой. Я прихватил с собой саблю и был исполнен решимости проткнуть Миклоша, если он попытается меня остановить.
Прохожие толкались, чтобы поглазеть на меня, когда я вышел из здания Морского департамента; школьники попросили автограф; симпатичные девочки, казалось, чуть не падают в обморок, восхищенно глядя на небольшой белый крестик, прикрепленный к кителю. Откуда им было знать, бедным, введенным в заблуждение дурачкам? Завтра ленты "Виват" внезапно и загадочно исчезнут из продажи, и для них появится другой герой войны. Потом через пару недель газеты опубликуют краткий отчет о моей доблестной смерти в воздушном бою над Альпами: "…добровольцем вызвался на летную службу, поскольку это единственный путь вновь продемонстрировать несравненный героизм в служении императору и отечеству".
Но о чем я думал, когда взбегал по ступеням здания парламента, превращенного в больницу? Я добрался до вестибюля, ожидая, что мне откажут в разрешении увидеть её, и приготовился демонстрировать свою награду всем подряд, чтобы добраться до её палаты. Но Елизавета стояла у подножия главной лестницы, бледная и усталая, с покрасневшими глазами, но по-прежнему прекрасная даже в бесформенном медицинском халате. Она улыбнулась, как будто ожидала меня.
— Дорогой, как я рада тебя видеть. Ты не хочешь меня поцеловать?
— Я пришёл попрощаться.
Она выглядела странно невозмутимой.
— Почему попрощаться?
— Разве тебе не сказали?
— Да, мне сказали. После возвращения из Шёнбрунна сегодня утром я наткнулась на этого шута Миклоша. Он бормотал какую-то чушь, что ты убил Ференца, и свадьба отменяется.
— Что ты ответила?
Она рассмеялась.
— Послала его к дьяволу, но не так вежливо: теперь я независимая женщина и выйду замуж за кого пожелаю.
— А Ференц?
Ее глаза затуманились.
— Я не верю, что ты имел к этому отношение. И в любом случае, даже если и так, я по-прежнему думаю, он бы хотел, чтобы я вышла за тебя замуж. Это мировая война, а не игра, а люди во все времена гибли от несчастных случаев.
— Но тебя лишат наследства, отрекутся от тебя...
Она отвела меня в сторону, за колонну, и обняла, глядя в глаза.
— Отто, ты слишком порядочный человек, себе же во вред. Разве ты не видишь? Старая Австрия умирает, истекая кровью среди грязи и колючей проволоки. Я не знаю, что останется после нее, но так или иначе не думаю, что титулы и разрушенные поместья в Трансильвании принесут пользу хоть кому-то. Всё, что я хочу — провести жизнь с тобой: остальное не имеет никакого значения.