Эта короткая речь, заставившая мои паруса безвольно обвиснуть, завершилась безобиднейшей из улыбок. Тот моряк, Григорович, выглядел субъектом весьма опасным: здоровенный как шкаф на ножках и с кулачищами, способными завязать узлом железнодорожную рельсу. Догадка, как потом выяснилось, оказалась близка к истине, потому как Григорович, черногорец из Пераста, что в бухте Каттаро, был некогда цирковым силачом. Но некоторые сомнения у меня еще оставались.
— Не спорю, машиненмайстер. Но почему этот человек пострадал, а вы — нет?
— А, герр шиффслейтенант, бенциншваммер>[10] — явление хитрое, и по-разному воздействует на разных людей. Бедолага Григорович хоть и здоровяк, но подвержен ему сильнее прочих. Мы его называем нашей канарейкой — как только он начинает напевать про себя, это значит, что пора срочно всплывать и отдраивать люки.
Я не знал, что на это сказать, разве что отдать приказ отвязать матроса сразу, как только тот оправится. Поэтому решил сменить тему.
— Хорошо. Кстати, должен представиться. Я ваш новый капитан, линиеншиффслейтенант Прохазка. Со старшим офицером и с вами я уже познакомился, но хотел бы как можно скорее обратиться к остальным членам экипажа. Где они находятся, машиненмайстер… э-э…
— Легар, герр коммандант. Люди обедают на плавбазе. Пойду и немедленно приведу их.
— Спасибо, но пусть закончат прием пищи. Как только я с ними поговорю, мы с вами спустимся в лодку. Начну осваиваться с кораблем. Надеюсь, мое знакомство с вами окажется не таким коротким как у моего предшественника.
Легар посмотрел на меня с толикой снисходительного сочувствия.
— Так точно, герр коммандант, — ответил он. — И мы, конечно, тоже на это надеемся.
Глава третья
Под волнами во имя дома Габсбургов
Следующие три недели не числятся среди самых приятных в моей военно-морской карьере. Принимать корабль даже в лучшие времена непросто, тем более, если экипаж состоит из опытных моряков, а капитан еще новичок. В данном случае дело осложнялось тем, что вступать в командование приходилось над весьма неполноценным кораблем: лодка являлась устаревшей даже по стандартам 1915 года, а уж по сравнению с сегодняшними субмаринами казалась примитивной сверх всякой меры. Даже обводы выглядели архаично — обтекаемый каплевидный корпус, похожий на толстую сигару, смотрелся достаточно элегантным во время частых пребываний U-8 в сухом доке, но почти совершенно вышел из моды, и это мнение преобладало до тех пор, пока полстолетия спустя американские атомные субмарины не ввели его снова в употребление. У лодки имелись два винта, приводимые в движение бензиновыми двигателями на поверхности и электромоторами в подводном положении. На корме размещались вертикальный руль и пара горизонтальных для погружения. А вооружение? Две сорокапятисантиметровые торпеды на носу. Торпедные аппараты закрывались снаружи вращающимися крышками, которые непосредственно перед выстрелом поворачивались так, чтобы отверстия в них совпали с жерлами торпедных аппаратов, прямо как в старомодной перечнице. В остальном, упомянуть особо не о чем, разве что об отсутствии: отсутствовало радио, отсутствовала пушка, отсутствовали спасательные средства. Не было даже коек для отдыха экипажа. Оглядываясь в прошлое, мне кажется почти невероятным, что нам приходилось идти в бой на такой крошечной, примитивной, опасной штуковине. Но факт есть факт — то было семьдесят лет назад, когда пилоты летали без парашютов, а «Титаник» отравлялся в рейс со шлюпками, рассчитанными всего на одну треть пассажиров. Со многим миришься, когда нет альтернативы.