— Герр коммандант, покорнейше прошу разрешить воспользоваться уборной.
— Вот как, Матасич? Это действительно так необходимо?
— Честь имею доложить, что да, герр коммандант. Думаю, это все вчерашняя зуппа ди песке. Этот рыбный супчик мне как-то не пошел.
— Ну хорошо, Матасич. Но постарайтесь не испортить воздух во всей лодке, и хорошенько накачайте прежде чем открыть клапан — мы ведь на пятнадцати метрах глубины.
Матасич спешит к туалету, я же возобновляю навигационные расчеты. Вскоре до меня доносится ритмичное «пш-пш» помпы, потом уши немного сдавливает вместе с падением давления. Только я протягиваю руку, чтобы выпустить немного сжатого воздуха из одного из баллонов, как мои барабанные перепонки втискиваются в череп мощным взрывом, а по всей длине лодки с визгом летят рикошетящие от бортов осколки. Сразу за этим начинается толкотня — это подвахтенные занимают места по боевому расписанию. Признаюсь, первой моей сумасшедшей идеей было то, что нас атаковали взрывным тралом — это такая мина, буксируемая на конце каната, представлявшая собой единственный эффективный способ достать субмарину в погруженном состоянии. Я кидаюсь к клапанам в намерении продуть все цистерны и всплыть, пока мы еще сохраняем какую-то плавучесть. Но потом я понимаю, что взрыв, при всей его мощи, не сопровождается ревом воды. Я, все еще полуоглохший, иду на корму. Легар и его помощники нервно пялятся из-за мотора на Матасича, который стоит со спущенными штанами, белым, как мел, лицом, с рукояткой от помпы в руке, и в ужасе глядит на зазубренные обломки чаши. Вышло так, что он слишком буквально воспринял мой совет покачать как следует, а его мускулистая рука довершила дело. По какой-то случайности никого не ранило осколками фаянса, даже Матасича, который находился совсем рядом с толчком. Зато частица содержимого последнего досталась, думаю, каждому из нас. После этого случая канализационная труба была замурована, и нашим единственным в подводном положении санитарным удобством стали два наполовину заполненных маслом ведра.
***
Стоит признать, взрыв унитаза стал самой большой опасностью, пережитой нами за май и июнь 1915 года. Сотни тысяч могли гибнуть на полях сражений от Фландрии до польских равнин, но у нас единственной боевой потерей стал электроквартирмейстер Ледерер, получивший колотую рану в стычке с одной молодой особой в прибрежном кафе в Спалато. Патрулирование следовало за патрулированием, но нашему взору представали все те же острова, то же спокойное синее море и те же самые рыбачьи шаланды с люггерной оснасткой, снующие по своим делам будто и нет никакой войны. Только дважды за эти девять недель нам довелось на краткий миг увидеть врага.