— Обожди, открывашка же есть. — Мой сосед полез в портфель, перетянутый ремешком. И снова усталая и раздраженная интонация — казалось, его постоянно заставляют срезать какие-то лишние углы. Развязывал цепко и умело сильными, чуть подрагивающими пальцами. Ногти короткие и широкие почти до уродства. На левой руке между большим и указательным пальцами по всей кисти белый выпуклый шрам, рука будто проварена сваркой.
Звали его Сергеем. От пива он отказался отрывисто и не допуская препираний, что не помешало нам разговориться, напротив, ему, казалось, это давало особую и дорого стоющую свободу. Обычно после нескольких фраз ясно, кто перед тобой: рыбак, тракторист, охотник или просто кормилец в семье, работающий в кочегарке. С ним оказалось сложнее, все он знал, все было ему родным и само собой разумеющимся, но понятия: «работа, природа, женщина, семья» — сами по себе для него ничего не значили, значило умение сплавить их так, чтобы все засияло. При этом был у него широкий охват, он вольно обращался с профессиями, городами, и шло это от какой-то врожденной и самостоятельной силы, а не от личного опыта и не от книг, которые он читал и о которых судил, как о чем-то подсобном, кстати, хоть и резко, но почти всегда справедливо. И он совсем не походил на тех полуобразованных, что, хватанув вершков, потеряли почву и сидят всем чужие — режут по дереву или занимаются фотографией. Нет. У Сереги было и достоинство человека, осознающего свое место в жизни, и какой-то резкий, до дна проламывающий взгляд.
Он открыл вторую бутылку и снова отказался:
— Я-то в сухом доке. А до этого-то крепко закладывал, был дело.
— Понятно. И как бросил?
Сергей улегся на верхней полке, повозился сильным телом, примяв, облежав матрас. На реке раздался гудок, Серега глянул в окно:
— Танкер «Ленанефть», две тыщи полста пятая. У меня на ней третий штурман кент.
За окном плыл берег с избенкой на краю ельника, на реке рядом с бакеном висела на самолове казанка, мужик, свесившись, перебирался по хребтине, женщина в платке упиралась веслом.
— Вишь как: и бабу на рыбалку таскает… — Сергей еще повозился на своем матрасе. — А ты из Бахты, значит? — Спросил меня: мол, а не такой-то будешь?
— Он самый и есть.
— Я-ясно, — протянул он, потягиваясь и удовлетворенно улыбаясь. — Ну вот, слушай — история тебе для рассказа.
— Я сам ачинский, — начал Сергей. — Мать с отцом — крестьяне. Учился в Новобирске на инженера-транспортника, распределили в Красноярский край, в туруханскую экспедицию, трактора, вездеходы, машины — вся эта беда, что по профилям лазит… Да только, сам знаешь, одно дело — лекции, другое — Туруханск. Подбаза еще у нас была на Дьявольской по Сухой Тунгуске. У нас там механика вездеходом задавило… Лет восемь я там отработал, потом экспедицию закрыли, охотился, Хагды-Хихо, гора Летний Камень, знаешь, наверно. Женился, потом развелся. Потом плоты гонял. Деньги были у меня, я не то что их любил — точнее сказать: не считать любил. Потом все мне надоело, захотелось дело какое-то завернуть интересное, в вершине Курейки озеро одно взял как в аренду, решил рыбачить там, договорился с заводом одним в Новосибирске рыбу им поставлять, хотел все по-человечески: я рыбачу — они платят, прилетают — денег море у них, а они то не летят, то не платят, в общем, как-то все не по-моему выходило. И, в общем, кризис у меня в жизни настал. Ушла яркость восприятия красоты, что ли, молодая. А тут я в Питере был, там у меня однокашник, туристов предложил привезти на Енисей. Немцев. Деньги неплохие. Я готовиться заранее начал, лодкой-деревяшкой занимался, палаткой, печку варить пришлось. Маршрут продумывал. А у них цель: смотреть дикую природу и фотографировать сибирских птиц, они большие любители этого дела.