Однако собственно лагерная тема в отличие от «Колымских рассказов» не является центральной для «Колымских тетрадей». Здесь главным было стремление Шаламова показать несгибаемую духовную силу человека, способного даже на грани небытия думать о любви и верности, о добре и зле, о своей стране и ее истории, о космосе, об искусстве… Обо всем, что внятно людям за пределами лагеря и что, когда пройдешь через него, воспринимается с особой остротой и окрашенным в скорбно-трагические тона. Сквозная тема поэтических размышлений Шаламова — это тема сложных связей человека и природы, понимаемой по-тютчевски мудро и многогранно. У него «сосны тоже видят сны», он слагает «Славословие собакам», пишет «Балладу о лосенке». Он восхищен «русским кровавым маком — это моя эмблема, выбранный мною герб». Он покорен цепкой силой стланика. В стихах Шаламова бушуют вихри и метели, что так бывают немилосердны к человеку, как суров к нему весь северный край.
Суров... Но, может быть, дело не в природе, а в нас самих? Ведь зачастую она дает высшую радость, когда мы с нею находимся в единстве.
И в ней мы черпаем сравненья,
И стих наполнен только тем.
Чем можно жить в уединенье,
С природою в соединенье
Средь нестареющихся тем.
Человек — песчинка природы. И живет он с нею по одним законам. Чьи они? Ее самой, равнодушной и хладной? Или — Бога?
Читая «Колымские тетради» и мысленно возвращаясь к «Колымским рассказам», мы опять сталкиваемся со сложнейшими противоречиями в мировосприятии Шаламова. В письме к Ю. Шрейдеру он категорично утверждает: «...Вам нужно знать хорошо... что стихи — это дар Дьявола, а не Бога, что тот, Другой... он-то и есть наш хозяин. Отнюдь не Христос, отнюдь. Вы будете находиться в надежных руках Антихриста. Антихрист-то и диктовал и Библию, и Коран, и Новый завет».
Однако «Колымские тетради» пронизаны библейскими мотивами. Поэт неустанно обращается к Богу, а не к антихристу или дьяволу. Порою как будто Шаламов сомневается в Его всесилье и справедливости — как мог Он допустить колымский ад? И все же
...на коленях,
Я с Богом, кажется, мирюсь.
На мокрых каменных ступенях
Я о спасении молюсь...
Герой шаламовских стихов
И опять на дорогу
Он выходит с утра
И помолится Богу,
Как молился вчера.
В своих рассказах и мемуарной прозе Шаламов не раз заявлял об отсутствии у него религиозного чувства. И одновременно подчеркивал, что «более достойных людей, чем религиозники, в лагерях я не видел». Евангелие, Библия были у него, можно сказать, в крови. Ссылками на них, обычно неявными, полны его рассказы. Восхищаясь иконами Андрея Рублева, Шаламов писал, что «не кисть художника удерживает образы Бога на стенах, а то великое и сокровенное, чему служила и служит религия».