Мне кажется, что я не особенно ошибусь, если скажу, что на эти круги из последних событий больше всего повлияли два обстоятельства. Во-первых, тот факт, что Германия без единого выстрела, без каких-либо жертв, без противодействия с чьей бы то ни было стороны сразу одним ударом добилась результатов, превышающих по своим размерам то, чего Франция добилась после многолетней победоносной, но обошедшейся в миллионы жертв войны. Французский обыватель с бухгалтерской тщательностью, свойственной каждому рядовому французу, подсчитывает количество людей, территории, золота, естественных богатств, которые сейчас захватила Германия, и приходит в ужас как от зависти, так и от страха. Чувство страха и негодования, порожденное фактом неизбывного роста Германии, сейчас еще значительно усилилось благодаря характеру и особенностям, которыми сопровождались как раз последние германские захваты. На этом обстоятельстве, как, по-моему, на решающем и наиболее полно объясняющем теперешние французские настроения, я остановлюсь несколько подробнее.
Акт 15 марта замыкает целую полосу германских захватов. Но все предшествующие захваты имели в глазах обывателя все же некоторую видимость оправдания. Они либо касались областей, оторванных от Германии Версальским договором (Саарская область), либо касались областей, сплошь населенных немецким населением (Австрия, Судеты). Эти захваты укладывались в расистскую схему, которая если и отвергалась значительным большинством французского общественного мнения как внутриполитическая доктрина, то с известным удовлетворением воспринималась как некая этническая граница, в которую упираются завоевательные планы Гитлера. Если в согласии с расистской теорией Гитлер действительно хочет объединить под своим «скипетром» только одних немцев и заранее отвергает всех, которые принадлежат к иной расе, то французам беспокоиться нет особых оснований, особенно после того, как достигнуто соглашение относительно Эльзаса и Лотарингии. Не может быть никакого сомнения, что это соображение сыграло и значительную роль при разрешении судетского вопроса и облегчило Чемберлену и Даладье заключить мюнхенское соглашение. Акт 15 марта убил и эти наивные иллюзии и дал новый и поучительный урок политической грамоты.
Отныне и не очень искушенные в политике начинают уже догадываться, что расистская теория меньше всего может служить тормозом для захвата территорий с «инородческим» населением и что эта теория находит свое приложение лишь в факте применения к этим инородцам режима низших рас. Акт 15 марта окончательно разрушил, таким образом, в глазах всякого среднего француза не только веру в слова Гитлера, веру, что можно договориться с Германией, веру в оправданность сентябрьской жертвы, веру в Мюнхен, но во весь рост поставил и проблему германской угрозы, проблему новых германских захватов.