Естественно, напрашивается вопрос, чем объяснить, что теперешний акт захвата, к которому французское общественное мнение, казалось бы, было достаточно подготовлено всей практикой гитлеризма за последние годы и который явился лишь последовательным завершением акта предательства Чехословакии в прошлогодние сентябрьские дни, так больно задел и ударил по нервам французов.
С точки зрения узкофранцузских интересов теперешний захват представляется небольшим и во всяком случае гораздо менее ошеломляющим ударом, чем прошлогодний сентябрьский, когда Франция потеряла свой главный бастион в Центральной Европе, миллионную резервную армию, превосходную восточную «линию Мажино». Мюнхен уже фактически свел с карты Европы страну, на которую Франция могла бы еще рассчитывать и строить какие-либо расчеты. Вассализация и втягивание Чехословакии в орбиту германской политики наметились с достаточной отчетливостью еще задолго до акта 15 марта. Почему же все-таки такое возбуждение? Откуда этот всеобщий взрыв негодования? Не претендуя на то, чтобы дать на этот вопрос исчерпывающий и полный ответ, постараюсь зарегистрировать все объяснения, которые мне пришлось за последние дни выслушать с разных сторон.
Политики, принадлежащие к мюнхенскому лагерю, прежде всего были ущемлены тем пренебрежением, которое Гитлер проявил к своим партнерам по Мюнхену: «не посоветовался, не проконсультировался, не счел даже нужным предупредить». Это ощущение престижного урона сочетается с гораздо более горьким чувством признания, что Англия и Франция были «разыграны», обмануты в Мюнхене и что мюнхенское соглашение превратилось в такой же клочок бумаги, как и все предшествующие бумажки, на которых стояла подпись Германии. Мюнхен был преподнесен всему миру как новая эра «замирения» в Европе, как конец немецким претензиям в Европе, как установление новых форм сотрудничества между двумя конкурирующими «осями». Акт 15 марта >79 нанес смертельный удар всем этим иллюзиям и по щепкам разнес все здание, построенное в Мюнхене. Те, кто несут действительно вину за Мюнхен, не сразу хотели в этом признаться. Они на первых порах пытались даже багателизировать события, крючкотворствовали, доказывая, что налицо нет открытой агрессии, что все произошло в рамках двустороннего и «добровольного» соглашения, но под напором давления своего общественного мнения они недолго удержались на таких позициях и решили во избежание революции «снизу» возглавить революцию «сверху». Но если бы вся реакция против акта 15 марта объяснялась только крахом мюнхенской политики, то было бы непонятным, почему этот акт вызвал еще боль-шее раздражение в кругах, которые ничего общего с мюнхенским курсом не имели и никаких особых иллюзий на его счет не питали, Я имею в виду не только тот сектор французской общественности, который всегда стоял за необходимость твердого отпора германской агрессии и который в акте 15 марта нашел лишь новое доказательство своей правоты, но и те широкие аморфные обывательские круги, которые в прошлогодние сентябрьские дни играли роль молчаливых наблюдателей, а сейчас вовлечены в страстную кампанию против немцев.