— Подмой. — От этого приказа закружилась голова.
Сукин сын! Он играл с ним, как рысь с раненым кроликом — жестоко, расчетливо. Уверенный, что изувеченное животное не способно убежать.
— Пожалуй, не надо ванны. Я хочу отдохнуть.
Едва дыша, он привел в порядок одежду на больном и, ощущая на ладонях капли мочи, поднялся. Человек в кресле запрокинул голову — из-под высохших век сверкнули глубоко запавшие глаза.
— Ты не желаешь меня поблагодарить за то, что я освободил тебя от неприятной обязанности?
На секунду ему захотелось признаться, чего он на самом деле желал. А желал он смерти человеку в кресле, чтобы его закопали в землю и чтобы его жрали черви.
— Спасибо, сэр, — холодно произнес он.
В антисептически белой ванной он вылил содержимое утки в унитаз. И пока мыл над раковиной сосуд, на мгновение прильнул к зеркалу лбом. Иногда ему казалось, что боль и паралич свели человека в кресле с ума, но потом заглядывал в его фиалковые глаза и видел в них правду.
За последние двадцать девять лет он понял, что Бога не существует. Но в сатану по-прежнему верил. Человек в кресле воплощал в себе все зло мира.
Нельзя позволить себя уничтожить, надо потерпеть еще несколько минут. Больной окажется в постели, а у него появится время, чтобы искать утешения.
Он молча готовил больного ко сну: раздел, натянул через голову шерстяную ночную рубашку, взбил матрас на гусином пуху, поправил подушку под седой шевелюрой и укрыл одеялом высохшие ноги. Больной был доволен — все мысли только о его последней жертве. Чтобы не поддаться соблазну и не прижать к его высохшему морщинистому лицу подушку, пришлось сосредоточиться па ежевечернем ритуале, который неукоснительно соблюдался все двадцать девять лет.
Он поднял глаза и застыл под взглядом больного. На голове у него зашевелились волосы.
— Ты все организовал, чтобы завтра утром слуги отбыли на выходной?
— Да.
— Гробы готовы?
— Готовы.
— Ты рад, что после пребывания в Лондоне мы возвращаемся в Дувр?
— Рад, сэр. — Он заставил себя казаться подобострастным, хотя единственное, что хотел, — убить старика и разом покончить со всем.
Он так часто убивал. Чего же теперь колеблется?
Но он прекрасно знал причину своих колебаний. Страх держал его в повиновении, как охраняющих усадьбу дрессированных псов.
— Что-нибудь еще нам понадобится, сэр? Бескровные губы больного скривились в ядовитой улыбке.
— Я слышал, миссис Гетти — твое доверенное лицо?
У него моментально онемел позвоночник. Дело было только во времени, чтобы всплыли его свидания с вдовой поварихой. Не оставалось сомнений, что кто-то из поощряемых высоким жалованьем слуг счел себя обязанным шепнуть, что лакей увечного хозяина таскался на кухню чаще, чем самый разнесчастный поваренок.