…А потом привычные и испорченные знанием потомки… Испорченные знанием, которое ценой неимоверных усилий, а порой и ценой жизней, добывали предки, начинают глумиться над их подвигами, дескать, какого-то там вепря ваш Геракл убил? — Гы-гы, — вепрь это вроде как свинья такая, да? — А где был Степашка, когда Геракл Хрюшу мочил?
…Вот потому-то и приходится нам, честным рассказчикам, и приходится резко добавлять отрицательным персонажам своих правдивых былин роста до неба, клыков, когтей и чешуи, дабы подобные засранцы хоть чуточку могли осознать величие подвигов наших героев!
М-да, а вот еще знакомые места и не менее знакомые лица. Вот за этим перевалом как раз и начинается Великий Иратуг, а встречающую нас делегациювозглавляет… ну кто бы мог подумать, мой дорогой друг и шпион по совместительству, старина Накай собственной персоной… За что только ему такое Щастье?
Хотя конечно он тут не единственный знакомый. Если не считать парочки молокососов, явно «этого года призыва», в патруле, что встретил нас в поселке на границе, были почти все знакомые физиономии. Еще полгода назад мы все вместе, а подчас и плечом к плечу, бились с аиотееками, а до этого — как минимум вон те трое почти все лето жили у нас в поселке, неся дозорную службу… Причем как раз, по преимуществу, именно с бойцами «диверсионной оикия». Так что оказанный нам сегодня прием даже отдаленно нельзя было сравнить с тем, как встретили нас в прошлый раз. Сейчас у всех иратугских «пограничников» на мордах сияли довольные улыбки, а копья спокойно лежали на плечах, и никто даже и не думал тыкать ими в нашу сторону. Даже несмотря на то, что на сей раз мы привели не одного, а аж целых пять верблюдов.
— Привет, дружище Накай! — радостно поздоровался я персонально с ним, после того как все радостно переприветствовали друг дружку хлопками по плечам и радостными возгласами… А потом добавил, глядя в его, вдруг ставшими затравленными и несчастными, глаза. — Как приятно, едва войдя в ваше замечательное и искренне любимое мной царство, сразу увидеть твое лицо… Напоминает старые времена, не правда ли?
Накай испуганно дернулся и невольно потрогал свое лицо, словно бы проверяя все ли там на месте, — видать, и правда припомнив нашу первую встречу и то, как я глумился над его внешностью, слепив глиняную статуэтку его персоны и производя над ней всяческие садиско-магические манипуляции. Думаю, благодаря сильной внушаемости пациента и моей собственной репутации Великого и Ужасного бедолага уже искренне поверил, что все что я делал с фигуркой отображалось и на его внешности. Короче, грех таким пользоваться, но не воспользоваться для всеобщего блага —еще грешнее.