— Какая жизнь! Я уж и забыл, как женщины выглядят. Весь день на работе, по вечерам долбаю немецкий: тут светит в одну совместную контору юристом затесаться… По выходным — на участке. К зиме дом под крышу подвести должен. Пашу, как зверь. А что касается половой жизни, тут надо держать себя в руках, — я многозначительно развожу ладони.
Хихикаем до упаду. Семейные остроты. Хорошо нам в своей тарелке. В последнее время как-то приходится изо дня в день разговаривать с кем-то о чем-то. Будто речь — какое-то средство коммуникации. Вот и вызревает потребность приволочься к тебе и поговорить о нечём. Для души. И вспомнить, что дар речи — это игрушка.
Распахивается дверь:
— Господа! К столу!
* * *
Сидим, чавкаем, треплемся. Но не так, как на крыльце. Нас уже трое. Разговоры больше клонят к делам и быту. Ты взял пухлые папки с какими-то деловыми бумагами. Время от времени что-то спрашиваешь, и я с умным лицом консультирую. Хоть какой-нибудь толк от меня.
— И ты так запросто веришь всему, что он несет? — она, прищурившись, спрашивает тебя. Она сегодня в ударе. Кокетничает.
— Мм-м… Да-а, — ты мурлыкаешь про себя. Не понятно, дошел ли вообще до тебя ее вопрос.
Всем телом овладает теплый хмель и чарующая лень. Хорошо так посидеть не напрягаясь. Неохота думать о делах. Язык невольно настраивается на легкий флирт. Вот и твоя жена рядом. Не женщина, что ли?
— Послушай, рябчик! — я обращаюсь к ней. — Ну, на кой лад он тебе, это тупое, равнодушное животное?
Это о тебе. А ты и глазом не моргнул, весь в своих таблицах.
— Это точно! — она радостно поддакивает. — Что ни вечер, роется, как крот, в своих бумагах. По-моему, он вообще в жене не нуждается.
— Я ведь заранее предлагал: вышла бы за меня. — Это не ложь. Такой упрек, должно быть, любая от меня слыхала. — Я же неправдоподобно внимателен.
— А я что, спорю? — она тяжело вздыхает и поднимает глаза на тебя. — Но помнишь, он тогда не таким был. — Она весело пихает тебя в бок. — Эй! Правда же, не таким!
Ты замороченно смотришь на нас.
— Что? А-а! Не таким, разумеется. Где уж там! Молод был, бестолков, — ты поднимаешь стакан, привлекая и нас к делу этому, а потом снова погружаешься в бумаги… Понимаю. Хочешь быстрее разделаться с ними, чтоб потом, не дергаясь, расслабиться со мною. А ей-то тоже хочется. Ты весь день на людях, а у нее — сплошные дети, сад, варенья, огурчики…
— Скажу тебе по секрету, — это я опять к ней, — пусть работает! Нам-то что! Мы свое уже отработали. Выпьем же с миром!
— О чем речь! — она отвечает и косится на тебя. — Больно нужен!