У маркиза едва ли не перехватило дыхание. Какие цвета! Какой простор! Это всеобъемлющее чувство уединенности! Пляж, небольшие волны и в углу крошечная человеческая фигура, которая выглядела в свете заходящего солнца погруженной в золото. Мечта, очень печальная мечта…
Эверетт вытащил картину из стопки и поставил ее к горному ландшафту.
Он выбрал себе и третью картину. Следующий мотив представлял собой пестрое море цветов. И тогда… Он узнал этот вид! Нет, маркиз не знал это как сюжет картины. Он на самом деле это видел, в далеком прошлом. Девушка, которая сидела подоткнув под себя ноги, в изношенном старом кресле и гладила полосатого котенка. Ее голова была наклонена немного вперед, пока золотисто-рыжие локоны, поблескивая, падали ей на лицо. Как прекрасна она была!
Планировал ли Лионель произведение или оно было создано после непростительного события?
О, Боже, Эверетт должен был заполучить ее!
Он осторожно поставил полотно к двум другим картинам.
– Сколько они стоят?
Лавидия пристально посмотрела на него. Прошло мгновение, прежде чем девушка спросила:
– Вы хотите все три? И пляжный пейзаж?
– Да, он особенно мне приглянулся. Сколько?
Неожиданно она стала выглядеть испуганной и затравленной, будто очутилась на грани паники. Ее глаза округлились, а губы задрожали.
– Я… Я не знаю, – начала заикаться девушка.
– Пятьдесят? – предложил он.
– Пятьдесят за все? – казалось, будто ее загнали в ловушку, так что теперь Лавидия смотрела на Эверетта почти возмущенно.
– Пятьдесят за каждую.
– Это, – утвердительно сказала девушка, – слишком много.
– Ничуть, – возразил мужчина. – Они прекрасны. Буквально великолепны. И определенно, имеют свою изюминку, – эти слова не были ложью. Прежде всего, пляжный пейзаж смотрелся просто чудесно. Так же, как и фрески в его спальне, картина выражала глубокую тоску. Тоску, которая, к счастью, отсутствовала в других произведениях. Должно быть, Лионель изменил свой стиль. И хотя его более ранние работы тоже были достойны восхищения, но в целом, казались менее эмоциональными.
– Что с ним произошло, Лавидия? – спросил Эверетт, но так и не оторвал взгляда от картины.
– Я… Он… Что вы имеете в виду?
Маркиз посмотрел вверх.
– Мужчина, которого я помню, не нарисовал бы такую… такую откровенную картину как пляжный пейзаж.
Казалось, что с лица Лавидии сошли все краски.
– Но…
– Это очевидно, – продолжил Эверетт, – что-то его изменило. Он сохранил свою технику, но все стало другим. Это не старый Лионель.
Девушка закусила нижнюю губу, и черты ее лица слегка смягчились.
– Я думаю, на него повлияло итальянское мировоззрение, – быстро произнесла она и ее щеки снова покраснели. – Да, Италия меняет всех, кто там живет.