Он копнул еще раз, другой, и из-под осыпавшейся земли показался краешек широкого лезвия.
— Кажется, кортик! — проговорил у него за спиной Мишка.
Оказывается, он уже давно перестал копать и теперь следил за тем, как Степан освобождает от земли свою находку.
— Точно, кортик! — повторил он, отряхивая колени от налипшей земли и желтых сосновых игл. — Штандартен нам за него сотку баксов отвалит, как пить дать!
— Ничего не кортик! — отозвался Степан с удивившим его самого раздражением. — Кортик длиннее и у́же…
— Тогда штык-нож? — усомнился приятель. — За него меньше дадут… да нет, не похоже!
Степан и сам уже видел, что его находка не похожа ни на офицерский кортик, ни на простецкий солдатский штык. Появившееся из-под земли лезвие было очень красивой формы — широкое, плавно сужающееся к острию, с узкой прожилкой посередине, оно напоминало древесный лист. И еще — оно удивительно хорошо сохранилось, его почти не коснулась ржавчина…
Степан еще раз отбросил землю, и перед ним предстала ладная изящная рукоять, покрытая тонкими узорами. В середине отчетливо просматривалась свастика, а от нее разбегались странные значки, каких ему прежде не встречалось.
— Немецкий! — уважительно произнес Мишка и потянулся к ножу. — Эсэсовский, не иначе!
— Не лапай! — выпалил Степан и обхватил рукоять заскорузлыми пальцами.
Рукоять легла в ладонь так хорошо, так привычно, как будто ей там было самое место.
— Что значит — не лапай? — обиженно протянул Михаил. — У нас с тобой как договорено? Все, что нашли, — пополам!
— Пополам, пополам! — Степан закусил губу, чтобы сдержать неожиданно нахлынувшую злость.
Почему, собственно, он должен делить с кем-то свою находку? Ведь это он нашел кинжал, значит, он — его законный хозяин… ну, почти законный! Да и как можно одну вещь разделить на двоих?
Мишка как будто прочитал его мысли.
— Хороший ножик! — проговорил он суетливо. — Я таких и не видал никогда! Штандартен за него не меньше трехсот баксов отстегнет! По полтораста на брата — клево!
— Ножик! — передразнил его Степан, и непонятная ярость разлилась в груди.
В этом — весь Мишка. Ему бы только продать каждую находку да пропить деньги. Или потратить на какую-нибудь ерунду. Конечно, Степан тоже от денег не отказывался, но и сами вещи, больше полувека пролежавшие в земле, заставляли взволнованно биться его сердце.
Ну, может, не все, но этот кинжал заставил. Он словно звал Степана, манил его. Он, этот кинжал, хотел найти нового хозяина, и Степан отлично подходил на эту роль…
— Ножик! — зло повторил он. — Тебе лишь бы продать! Ты все готов продать, мать родную продашь, если хорошо заплатят!