Он вздрагивал, пока вел машину, моргал и кусал себя за внутреннюю сторону щеки, чтобы остаться в сознании. Его конечности онемели, практически отмороженные подступающим параличом. В ушах звенело, и он чувствовал, что сердце билось слабо и аритмично. Его пальцы покалывало, как во сне. Он уже был готов сдаться, сжаться и тихо позволить смерти прийти за ним, когда произнес:
– Коул, я должен быть честен с тобой. Ты мне никогда не нравилась.
Лилли испустила раздраженный, с придыханием хрип. Хрип превратился в сухой, короткий смешок, а раздражение сменилось озорством. Потом она заржала во весь голос. Ее смех был мрачным и язвительным, и ни один из двух мужчин не присоединился, не было похоже, что они вообще поняли шутку. Лилли вытерла глаза и сказала:
– Вовремя сказал.
Ее смех затих.
– Для протокола: это чувство взаимно.
Стивсу казалось, что его голова разваливается. Череп, казалось, весил тонну.
– Я всегда считал тебя опасной, – не преминул добавить он.
– Что ж, приятно знать. – Лилли пожала плечами.
– Хочешь знать, почему я всегда считал тебя опасной?
– Потому что я всегда отказывалась принимать это твое «я-святее-чем-ты-дерьмо»?
Он тряхнул головой.
– Нет, не в этом дело. Совсем не в этом.
– Ну, не держи меня в неведенье.
Он вздрогнул от резкой боли в груди. Холод распространялся вниз, к его внутренностям. Руки скользили по рулевому колесу из-за холодного пота, зрение размывало. Автомобиль вильнул.
Лилли посмотрела на собеседника.
– Купер? Ты в порядке? Ты все еще с нами?
Стивс моргнул и вложил всю энергию, которая у него оставалась, в следующие слова:
– Я всегда считал т-тебя опасной. Потому что ты давала людям надежду.
Лилли смотрела на него, обдумывая это.
– Купер?
Его глаза закрылись. Его голос стал низким и мягким, как у молящегося.
– И ты никогда не сдаешься… никогда.
Лилли осознала эти слова ровно в тот момент, когда Купер Стивс наконец-то уступил огромной кровопотере и потерял сознание. Он упал вперед, на рулевое колесо, голова перевалилась через его верхнюю часть, маленькие ручейки крови хлынули изо рта напополам с пеной. Каким-то чудом, благодаря случайному капризу судьбы, из-за тела Стивса, собственным весом давившего на руль, либо из-за положения ботинка умирающего на педали газа, «Хамви» продолжал нестись по улице на скорости почти тридцать миль в час, управляя фактически сам собой. Лилли тянулась к рулю, когда услышала голос старика, пронзивший тишину салона:
– ЛИЛЛИ, ОСТОРОЖНО!
Ей удалось дернуть руль как раз вовремя, чтобы избежать столкновения с бетонным ограждением автобусной остановки. Тент, закрепленный на крыше автомобиля, издавал приглушенный шуршащий звук и посылал насыпавшиеся в него мелкие осколки в лобовое стекло. Обмякшее тело Стивса повисло перед Лилли, в то время как она пыталась дотянуться до педали тормоза левой ногой. Их несло на противоположную сторону улицы, «Хамви» сбивал мусорные контейнеры, наполненные отходами трехлетней давности. Бумага, щебень, окаменевшие кости и корки древней еды разлетались вокруг кузова. Металлические баки для мусора разбрасывало, как кегли в боулинге, с жутким грохотом, эхом отдававшимся в лабиринте узких улиц и отражавшимся от шпилей опустошенных многоэтажек. Левым ботинком Лилли наконец-то нащупала педаль тормоза и вдавила ее в пол, заставляя шины взвизгнуть и посылая массивный автомобиль в мгновенный боковой занос.