Может быть, от холода, царившего в комнате для подсудимых, а может быть, просто оттого, что непривычно было чувствовать свободу от оков, снятых на время процесса, Димитрову все время хотелось потереть руки. Но всякий раз, как он, забывшись, прикасался к запястьям, натертым наручниками, жаркая боль заставляла отдергивать пальцы.
Димитров взял карандаш, потянулся к блокноту. Силясь как можно точнее вспомнить слова, медленно записал: "Товарищам надо было отказаться от показаний по вопросу о нелегальной организации и, поняв всемирно-исторический момент, воспользоваться трибуной суда для прямого изложения..."
Димитров морщил лоб: "...для изложения... для изложения..." Нет, ленинская формулировка выпала из памяти. Он записал, как помнил: "...для изложения взглядов, враждебных не только царизму вообще, но и социал-шовинизму всех и всяческих оттенков..."
Именно так он и должен был действовать теперь: используя то обстоятельство, что внимание всего мира приковано к процессу, превратить скамью подсудимых в трибуну - для открытого нанесения удара фашизму и всем его прихвостням. Через головы судей послать призыв к мировому единению всех антифашистских сил.
Шум распахнувшейся двери прервал мысли Димитрова.
Придерживая развевающиеся полы адвокатской мантии, в комнату торопливо вошел в сопровождении полицейского чиновника официальный защитник, адвокат Тейхерт. Профессионально привычным движением адвокат протянул открытый портсигар Димитрову. Тот отрицательно мотнул головой.
Закурив сам, Тейхерт сердито сказал:
- Если вы будете продолжать держаться столь же вызывающе, то окончательно восстановите против себя суд.
- Вы полагаете, что он и без того не восстановлен против меня? насмешливо спросил Димитров.
- Посмотрите на ваших товарищей...
- У меня тут нет товарищей, - перебил адвоката Димитров.
- Я говорю об остальных подсудимых.
- Я тоже.
- Я имел в виду Торглера, такого же коммуниста, как вы! - сердито сказал Тейхерт.
- Он оказался очень плохим коммунистом. Его исключили из партии.
- Сейчас вы должны думать о том, чтобы сохранить не партийный билет, а голову, господин Димитров!
- Настоящий коммунист не может так ставить вопрос.
- Тем не менее вам нужно выбирать.
Димитров сделал отрицательное движение рукою и поморщился от боли в запястье.
- Я докажу непричастность коммунистической партии к поджогу. Это важнее всего!
- Я в этом совсем не так уж уверен.
- Поэтому я и отказался от вашей защиты.
- Тем не менее суд оставил меня вашим официальным защитником, - повышая голос, проговорил Тейхерт, - и в интересах дела я требую...