- Сказать откровенно... - усмехнулся Грачик, - чешутся. Но не от нетерпения, а от страха.
- Тебе знакомо это чувство?!
- Старею, Нил Платонович.
- Вот не знал, что проявление трусости связано с возрастом.
- Страх страху рознь... Боюсь, как бы поп не ускользнул. - Грачик повертел пальцами, словно подыскивая выражение. - Этот страх из разряда осторожности.
- Психолог! - иронически проговорил Кручинин. - А впрочем, что такое действительно страх, как не высшая мера осторожности, переходящая подчас в собственную противоположность? Значит, боишься, что ускользнет?.. Незачем ему уходить! Преступник начнет тебя бояться лишь в тот момент, когда увидит, что ты твердо ступил на его след, идешь по следу и уже не сойдешь, пока его не настигнешь. А до тех пор чего ж ему бояться? - Кручинин рассмеялся и покровительственно похлопал Грачика по плечу.
- Э-э, Нил Платонович, дорогой, на этот раз позвольте уж мне заподозрить вас в неискренности, - обиженно отозвался тот. - Вы же не можете отрицать, что с самого того момента, как проходит психический туман, под влиянием которого совершено преступление, нарушителем овладевает страх?
- Когда я отучу тебя от дурной привычки говорить не подумавши! - в сердцах воскликнул Кручинин. - Разве преступления совершаются только в состоянии того, что ты назвал "психическим туманом", то есть в аффекте?
Если бы освещение позволяло, Кручинин увидел бы, что лицо молодого человека залилось густой краской.
- Mea culpa!..1 - виновато пробормотал Грачик. - Однако разве мы не знаем: независимо от того, есть уже у преступника основания опасаться раскрытия его деяния или нет, он все равно боится.
- А как ты думаешь, у преступника не бывает обстоятельств, когда ему нечего бояться?
- Вы пытаетесь поймать меня на слове, не замечая того, что противоречите самому себе, - рассердился Грачик. - Нет, Нил Платонович, это неудачный для вас случай! Я не считаю, что у нарушителя когда-либо могут быть основания не бояться за свою шкуру. Напротив, мне кажется, что в самый тот момент, когда он поднял руку на ближнего, или на его собственность, или на достояние общественное, - самый этот момент и является началом вполне основательного страха. Пусть даже он не верит, что будет наказан законом. Тут - парадокс: чем опытнее преступник, тем больше хитрости он вкладывает в совершаемое им преступное деяние, но чем он опытнее, тем яснее сознает, что будет наказан. Это создает своеобразное раздвоение. Вспомните, что по этому поводу показывают самые старые преступники: они живут в постоянном сознании собственной обреченности. Сознавая порочность своего пути, они катятся под гору. Они уверены, что такова их "судьба".