- Напротив, Шилде, напротив. Святая церковь учит нас интересоваться всем, что касается друзей. И мы, например, хорошо знаем соблазнительницу, толкнувшую вас тогда на нарушение заповеди господней "Не укради". Помним и то, что было потом. - При этих словах епископ лукаво усмехнулся. - Да, у церкви хорошая память, господин Шилде. При случае мы о многом можем напомнить тем, кто слишком кичится своей безгрешностью. Но, когда нужно, мы умеем и многое забыть... - И многозначительно добавил: - Если это нужно нашим друзьям... Однако я хотел спросить: что, по-вашему, интересует этого... Силса?
- Какое мне дело до интересов всякого прохвоста?
- А как же вы надеетесь держать его в руках? Я уже сказал: не всегда это надежно... Страх?.. Ведь Силса могут и оградить от ваших угроз. Что ж у вас останется? Чем вы заставите его повиноваться? Где кнут, волею божьей вложенный в вашу десницу, чтобы управлять доверенными вам душами.
- Бог отпустил моей братии довольно темные души, - пробормотал Шилде.
- Господь ведает, что творит. Каждому отпущено то, что следует. Не нам испытывать его мудрость. - Ланцанс на мгновение молитвенно поднял глаза к потолку и опустился в кресло. - Я хочу дать вам совет... Не смотрите на меня так: опыт святой католической церкви измеряется двадцатью веками. - Он улыбнулся. - Это, кажется, немного больше опыта даже такого опытного организатора, как вы... Рядом со страхом и деньгами - силами временными и преходящими - существуют вечные силы... Вы вот упомянули о том не новом открытии, которое оперный сатана преподнес вам, а забыли, что случилось с Фаустом. Вы забыли о страсти более сильной, чем страх и золото.
- Такой страсти не существует.
- А любовь, сын мой? Греховное стремление людей друг к другу? Только мы, убившие плоть свою во имя господне, не знаем над собою власти страстей, не подчиняемся земной любви. Но опыт говорит нам, что, начиная с грехопадения Адама, любовь царит надо всем, что есть живого на земле... Кроме нас, кроме нас! - поспешно добавил епископ. - Эта страсть ведет человечество к мнимому счастью и к бедам, к процветанию царств и к гибели империй.
- Зачем этот устаревший трактат о любви, епископ?
- Затем, друг мой, что в вашей деятельности нельзя забывать: в сердцах людей любви отведено значительное место.
- Человек человеку рознь!
- И все же, по воле создавшего нас, я не знаю такого сердца, для которого хотя бы раз в жизни не пел соловей. И если вы не принимаете в расчет земные привязанности своих людей - вы профан. И заранее можно предсказать вам проигрыш.