– Но ведь ты не так уж и отличаешься от своих родственников: я имею в виду Хавьера, – вы с ним похожи: оба упорны и смелы.
Она с ним согласилась, и Эдмунд ответил ей вежливой улыбкой.
– Особняк кузена как раз то место, где ты чувствуешь себя как дома. Тебе можно позавидовать.
– У тебя никогда не было дома?
Последовала тяжелая пауза. Джейн и хотела бы ее прервать, но никак не могла найти подходящие слова.
Даже этим молчанием он показал ей, каким безнадежным было ее замужество. Эдмунд считал себя совершенно негодным ни на какие отношения.
– Ты неправ, – сказала она наконец. – Ты так неправ!
– Хотелось бы, чтобы это было так…
Уж лучше бы он разозлился – на его редкие и краткие вспышки гнева было легче смотреть, чем на такую вот отрешенность.
– Давай спустимся вниз. Мне кажется, мы оба увидели здесь достаточно.
– Нет!
Одним движением Джейн приблизилась к нему и отбросила ткань с портрета.
– Ты ошибаешься, Эдмунд, как, может быть, и я. Порой окружающие влияют на нас, показывая своим примером, что не надо делать. Я не хотела тихой жизни на задворках. Ты не хочешь фиктивную семью, не желаешь играть на публику.
– А кто бы хотел?
Из ее горла вырвался хриплый смех.
– Хоть я и вращалась в высшем свете гораздо меньше твоего, но догадываюсь, что многие.
– Но не ты.
Джейн взглянула на мальчика с портрета. Его лицо хоть и красиво, но уже кажется отчужденным.
– Не я. Я слишком… как ты сказал – упорна и смела.
– Презрение лучше фальшивой любви.
«Болван, моя любовь настоящая», – подумала Джейн, но заставила себя улыбнуться и произнести:
– Но я тебя не презираю.
– У нас ничего не вышло. Однажды ты призналась, что любишь меня, а я не знал, что с этим делать. И так я потерял тебя.
Опять он винит себя. Кто бы что ни совершил – всегда виноват именно он, Эдмунд. Какое невыносимое бремя!
– Ты не виноват в моих чувствах, как не виноват и в том, что не можешь ответить на них.
Эдмунд лишь покачал головой и снова накрыл портрет, а Джейн чуть отступила назад.
– Я не знаю, что такое любовь, но думал, что справлюсь. Теперь понимаю, что поступил самонадеянно.
– Да, ты ведешь себя нелепо. Пожалуй, мне лучше уйти. Продолжай заниматься самобичеванием.
Но едва она сделала шаг к лестнице, Эдмунд позвал:
– Джейн, постой. Скажи, почему ты считаешь мое поведение нелепым?
Медленно, словно нехотя, она развернулась, не зная, с чего начать.
– Глупо считать, что наш брак был обречен, лишь из-за того, что твои родители были несчастливы, и думать, будто ничего не знаешь и никогда не узнаешь о любви из-за их равнодушия.
Эдмунд поднял брови, но Джейн продолжила, не дав ему перебить ее: