— Эй, тигр. Не хочешь рассказать, что случилось?
Нет. Я закрываю глаза и зарываюсь поглубже в ствол дерева. Они отправят меня обратно в больницу или в «Икарус». Я был ходячей катастрофой и не смог прожить один в квартире даже сутки.
Своей сильной рукой Тэмми стала гладить меня, и это прикосновение действовало на меня успокаивающе.
— Милый, все хорошо. Все в порядке. Нет никаких проблем. Никто не сердится. Я думаю, сейчас все перенервничали, все-таки сегодня первый день, — она издала милое воркование и пробежала пальцами по моим волосам, как будто я был ее ребенком. — Ох, сладкий. Ты разбиваешь мне сердце, понимаешь?
— Прости, — промямлил я сквозь рыдания, а потом зарыдал еще сильнее.
Она замолчала, а потом снова начала меня успокаивать, и вдруг рядом послышались шаги, в которых я узнал походку Эммета.
— Почему Джереми плачет?
Я пытался спрятаться от него, потому что мне было слишком стыдно, но я всего лишь уставился на плотно растущие корни дерева.
Тэмми ответила за меня:
— Я не знаю, милый, но все будет хорошо. Все будет хорошо, — сказала она, продолжая гладить меня по спине. — Джереми, может, сейчас самое время принять «Ативан»? Ты сильно перенервничал, и совершенно нормально попросить, чтобы тебе помогли успокоиться.
Она была права. Мне действительно было нужно принять лекарство. Колеса стыда и позора сокрушали меня, как колеса бесконечного поезда.
— Простите.
— Почему ты извиняешься? Ты не сделал ничего плохого.
Это говорил уже Эммет, тоже присевший возле меня. Он не прикасался ко мне, но я мог чувствовать его присутствие. Оно помогало мне, но делало меня грустным, как будто Эммет всегда находился вне пределов моей досягаемости.
— Я думаю, всем нам нужно сделать перерыв, — произнесла Тэмми. — А потом мы попробуем поговорить снова. Джереми, давай мы отведем тебя в безопасное место, где ты сможешь успокоиться. Эммет, ты можешь…
— Я хочу остаться с Джереми.
Я посмотрел на него мутным взглядом. Почему он всегда разделяет это со мной?
— Я сожалею о тосте.
Эммет нахмурился.
— Но это не ты его сжег.
— Мне жаль, что он сгорел. Мне жаль, что это так тебя расстроило.
Тогда я понял, почему мне было так комфортно с Эмметом. Когда мои эмоции были неправильны, он смотрел на меня с более явным испугом, чем кто-либо еще, но в его взгляде никогда не было настороженности или молчаливого осуждения, он просто говорил, что со мной что-то не так.
Он посмотрел на меня, как на какое-то противоречие, как на головоломку, которую он еще не решил.
— Ты расстроился потому, что расстроился я?
Это прозвучало так, будто я злился на него.