Но так и есть.
— Я не хочу быть капризным парнем, который все время плачет, и у которого начинаются приступы паники, если в продуктовом магазине слишком громко.
— Нет ничего плохого в том, чтобы быть таким парнем. Нет ничего плохого в том, чтобы учиться управлять собой так, что ты по-разному можешь реагировать на раздражители и на окружающую тебя обстановку, но ты должен оставаться самим собой. Ты тот молодой человек, которого родители стремятся защитить, тот человек, который нравится Эммету. Уверен, что не должен говорить тебе, как трудно произвести на него впечатление.
Я оценил то, что он сказал, но чувствовал, что он намеренно неправильно меня понял.
— Доктор Норт, я хочу ходить на свидания, ходить в колледж, по магазинам и… все остальное. Я не хочу жить с моими родителями. Хочу быть как все те, кто заканчивает школу. Я не хочу чувствовать себя, как сейчас.
— Ты можешь ходить на свидания, в колледж, по магазинам и все остальное. Но ты должен делать это, как Джереми Сэмсон. Ты не можешь полностью убрать свою тревогу и сильные эмоциональные реакции так же, как я не могу стать профессиональным баскетболистом в свои шестьдесят. Что ты можешь сделать, так это научиться управлять своими эмоциями. Чтобы знать, что твои чувства — это не закон. Они кажутся реальными, совсем реальными, но это не делает их законом или правдой.
Если сначала я чувствовал надежду, то теперь она превратилась в отчаяние.
— Так вы говорите, что я должен быть неудачником всю оставшуюся жизнь? Парнем, над которым все смеются? Парнем, с которым никто не хочет дружить? Ребенком, рождение которого не желали его родители?
— Я не произносил ничего из этого. Я говорю о том, что ты можешь быть самим собой. Стараться стать еще лучше. И первый шаг навстречу этому — принять и полюбить себя.
— Значит, мне нужно, чтобы рядом со мной был Эммет все время. Он единственный, кто заставляет меня чувствовать себя хорошо.
— Ты должен научиться справляться с депрессией и тревожностью самостоятельно. Это прекрасно — чувствовать себя сильнее с Эмметом или любым другим человеком, который тебе нравится. Но тебе нельзя допускать, чтобы ты становился стабильным только с ними. Люди — хорошие лекарства, но они не могут быть фундаментом твоих возможностей. Ты должен построить его сам.
Слезы навернулись на глаза так быстро, что я едва смог их удержать.
— Но я не могу. Вы не понимаете, почему это для меня невозможно.
— Это будет непросто, да. Но ты справишься, а я помогу тебе, я обещаю.
Я не понимаю, как он мог это обещать, но не стал спорить, потому что не хотел терять надежду. Самое трудное время в больнице было связано не с приемом лекарств или потерей свободы, или страхом от того, что произойдет, когда я выйду. Оно было связано с моей матерью. Она приезжала каждый день, хотя, честно говоря, я бы не хотел видеть её так часто. Я не хочу говорить о ней плохо или говорить что-то, отчего создавалось бы впечатление, будто она плохой человек. Она любит меня, и я знаю это. Но иногда мне кажется, что она любит мальчика, о котором мечтает, и хочет, чтобы я был чем-то большим, чем есть. Мама всегда была суетливой, но в больнице это стало совсем невыносимо. Ей не нравился свет в моей палате, она говорила, что его недостаточно. Ей не нравились голые стены. То, что я не должен выходить на улицу, свело ее с ума, и она стала читать лекции доктору Норту и медсестрам про свежий воздух. Критиковала больничную еду, и я был с ней согласен, но не стал рассказывать, что Алтея приносит мне удивительные вегетарианские блюда.