Я крутила бедрами, сжимала их вместе, но мне нужно было больше. Моя левая рука вцепилась в диванную подушку так, что побелели костяшки, но я опустила ее на свое колено, потом в пояс штанов для йоги, к мокрому месту, которое когда–то было киской. Я очень сильно хотела кончить.
– Ц–ц–ц, Жозефина. Сосредоточься на члене. Твое удовольствие только с моего разрешения. Не с твоего. Я твой папочка. Делай, как я сказал.
Какого. Хуя.
Этот мужчина. Этот красивый, несравненный мужчина, который полностью меня игнорировал, сказал, что я не могу потрогать свою собственную киску? Пока его член пульсировал у меня в горле и истекал липкой, сладкой смазкой в мой рот, так сильно, что она стекала у меня по подбородку?
Да. Да, сказал. И моим единственным вариантом было подчиниться. Его голос, не моя воля или желания, контролировал мое тело. Со стоном разочарования, я убрала руку из штанов и обернула ее вокруг его ствола, я вся была сосредоточена на Джоне.
– Мы должны выбить из тебя эту маленькую капризную негодницу, Жозефина. Возьми меня глубже.
Глубже? Он что тронулся? Я уже сейчас еле справлялась, мое лицо и горло мокрые от этих попыток.
Я попыталась принять больше и почувствовала его руку у себя на голове, нежно, но настойчиво направляющую меня.
– Смысл в том, чтобы сдаться. Ты должна сдаться, чтобы превозмочь свой рвотный рефлекс, Жозефина. Этот рефлекс – акт самосохранения. Можешь избавиться от него, только отказавшись от «себя». Только удовольствие сейчас важно. Мое, и то, которое ты получишь, видя его. Мой оргазм должен быть первостепенным. Он значит даже больше, чем твой собственный.
Пока он говорил, я не успела осознать, что Джон давил на мой затылок, и когда слово «собственный» покинуло его вкусный рот, я осознала, что мое лицо было прижато к его промежности, к ткани его штанов, и я взяла его настолько глубоко, насколько никогда не смогла бы представить. Чувство гордости было ошеломляющим. Возбуждение абсолютным.
– Хорошая девочка. Ты делаешь мне приятно.
Я сжалась, восторженная дрожь прошла по моим бедрам и пояснице. Он снова заставил меня кончить, не прикасаясь ко мне. Глубокий, невероятный оргазм, пока я прижималась к нему лицом, игнорируя жжение в горле и легких. Слезы катились по щекам. Они были вызваны не печалью; они были знаком того, что мое тело снова испытало что–то типа перегрузки.
Я медленно поднялась, выпуская его мокрый, величественный член с громким вздохом. Все было тихо, кроме нашего общего тяжелого дыхания. Он молча поднялся и снял пижамные штаны, откинув их куда–то.