Марк поднялся с дивана и встал перед Евой, опираясь руками о подлокотники ее кресла, склоняясь над ней низко-низко.
— Я не хочу быть просто кругом спасения, когда ты вдруг начнешь тонуть.
— А чего ты хочешь?
— Хотя бы постоянства.
Целую минуту Ева смотрела на него и молчала, решая, что ответить.
— Идет, — произнесла, наконец, девушка.
— Хорошо, — кивнул Марк.
Его рука скользнула по ее лицу, и Ева тут же прикрыла глаза, задержав дыхание. Пальцы прошлись по щеке, подбородку, спустились вниз по шее, мягко обхватывая горло. А после сжались чуть сильней. Ева распахнула глаза, но тут же вновь закрыла их, проваливаясь в мягкий сон. Марк раздел девушку и перенес на свою постель, накрыл одеялом и лег рядом, тут же проваливаясь в свой собственный сон.
А утром, едва Ева пришла в себя, он сказал ей:
— В следующий раз, когда тебе станет плохо, просто приходи ко мне. Не пьяная.
Ева лишь кивнула и ушла в ванную. Он проводил ее взглядом, и присоединился через минуту.
Не сказать, чтобы на Еву накатывало слишком часто — сам Марк наблюдал подобное лишь дважды. Ева не приходили к нему, потому что было плохо, она стала приходить, потому что было хорошо. Плюс ее обещание постоянства. Так и повелось.
И вот сейчас Ева снова не в себе. Смотрит на него с такой жадность, необходимостью, страхом, что он ее оттолкнет. У Марка не было к этой девушке никаких чувств. Лишь примитивное желание, похоть — пусть будет так. Так же как и у нее к нему, лишь необходимость и приятное времяпрепровождение, когда не было необходимости. А еще он обещал ей помогать — для Марка это было совмещение приятного с полезным: он не давал Еве сойти с ума, а она — страдать от отсутствия секса. Сплошная взаимовыручка.
Губы Марка страстно и жадно накрыли дрожащие створки девушки. Горячий язык сразу же ворвался в сладкий рот, а всем телом он прижал Еву к стене, впечатывая в нее собой. В ответ она протяжно и довольно простонала ему в губы и не менее страстно провела короткими, но острыми ногтями по голым загорелым плечам, заставляя любовника зашипеть и укусить себя. Она любила это — жесткость. Именно поэтому, наверно, пришла к Марку — от него веяло тем, что было ей нужно: дикостью, огнем, похотью, силой и властностью — тем, что заставляло ее забывать обо всем в его руках.
Ева жалась и льнула к большому мужскому телу, покорно раскрывала губы навстречу напористому языку, царапалась и кусалась, напрашиваясь на большее, показывая, что именно ей нужно.
— Дикарка, — прорычал Марк в губы Евы, когда она вновь впилась ногтями ему в кожу.
Его ладони уже стискивали упругие ягодицы, а пахом он терся о напряженный животик. Но Еве было слишком мало. Ловким движением девушка сменила их позицию, прижав Марка к стене, куснула последний раз его губы и мягко, плавно опустилась перед ним на колени. Мужчина смотрел на нее сверху вниз, улавливая ее короткие горячие взгляды, что она бросала на него время от времени, пока стягивала с бедер спортивные брюки вместе с бельем. Ее взгляд был затуманен, дик и совершенно не свойственен этой девушке. Но Марк давно заметил, что в моменты их близости его любовница — это совершенно другой человек: насколько холодной она была в жизни, настолько же горячей в постели. Этот контраст порой сбивал с толку, но Марк уже привык. Кто-то другой, увидевший сейчас Еву, был бы в шоке от того, как она выглядела. Ее образ в эту минуту — порочный, чувственный и развратный — никак не вязался с тем, какой она была на самом деле. В такие моменты, Марк знал, Ева просто растворялась в том, что делала, забывая обо всем, кроме происходящего. Это был ее способ уйти от привычной жизни, ее манера не потерять себя, ее возможность расслабиться. И он позволял ей это, давал ту самую помощь, о которой однажды Ева его попросила.