Сев на кровать, она изо всех сил сжала голову руками. Запах гари и крови, с тех самых пор находившиеся где-то на задворках ощущений, вдруг самовластно вырвался на свободу, а перед глазами поплыли кроваво-красные пятна. Палящее солнце, застланное черным дымом пожарищ, кровь на белых плащах, кровь, заполнившая водостоки, кровь, сочащаяся между камнями, вымостившими улицы города… Кровь и боль… Бесконечная круговерть, остановить которую невозможно.
Она закрыла глаза и сжала зубы, не чувствуя, как по подбородку течет тонкая струйка крови. Когда-нибудь должен настать час расплаты, когда-нибудь за всю боль и унижение должно воздаться… Так и произойдет, если Господь существует, если Он смотрит на землю хоть иногда, если Он не оглох от стонов и жалоб миллиардов мучеников, униженных, оплеванных… Если Господь существует, должна быть и справедливость…
Наверное, усталость и давно не находившие выплеска эмоции подкосили ее, и она, сама не замечая того, заснула.
А утром ее разбудил дикий визг.
Кричала приходящая горничная, обнаружившая в заблеванной гостиной нелепо скорчившегося на полу хозяина.
Ну что же, справедливость существовала.
Все дальнейшее напоминало ей картинки из цветного калейдоскопа. Вопросы полиции, врачи и бесконечная суета. Все, что нужно, она делала машинально, не задумываясь о том, что происходит.
– Где вы приобрели вино? – прорезался сквозь марево цветных пятен и непонятных звуков голос следователя.
– Я не помню… Семен покупал много вина и в Испании, и во Франции. Мы везде заходили в элитные магазины. Он разбирался в вине и хотел, чтобы у него было все самое лучшее… – Ее голос пресекся.
А в воздухе снова отчетливо пахло пожарищем. Этот запах преследовал теперь постоянно, прилепившись, словно вторая кожа.
За окном шел дождь, и она вдруг усомнилась, прекращался ли он хотя бы на час после их приезда?..
На похоронах к ней подошел Петр и, оглядев с ног до головы, иронично ухмыльнулся.
– Скорбишь, несчастная вдова? – спросил он ехидно.
– Наверняка не так сильно, как ты, – парировала она, сохраняя на лице свою обычную невозмутимость. – Теперь же все пойдет так, как ты хотел.
– Да ладно. – Бывший партнер мужа по-свойски приобнял ее за плечи. – Нам с тобой делить нечего. Как-нибудь поладим. И сними, наконец, с лица эту невозмутимую маску. Прямо не баба, а каменное изваяние.
Она не ответила – только осторожно высвободилась от его рук и ушла по залитой дождем… или темной кровью… дорожке.
А ночью плакала в подушку, проснувшись от уже знакомого кошмара, где она бежала по захваченному неприятелем городу – не покорившемуся, но утопленному в крови, сожженному и истерзанному…