Не говорю также об оскорбленном тщеславии того неу- довлетворимого честолюбца, который беспрестанно требует лести и предпочтения, а в противном случае начинает хмуриться; ни об уязвленном высокомерии кичливого Педанта, когда его не в слух признают благодетельным, всеозаряю- щим светом, и что не всякой прибегает к оному для возжжения своего светильника. Если такой человек бывает когда-либо в столице или другом каком-нибудь городе, где по несчастью едва ли известно его имя; если в образованном обществе некоторые им пренебрегают, или какой-нибудь незнакомец сочтет его камердинером, сколь же он должен тогда огорчиться? Или если ученый, занимающийся в тишине кабинета, без познаний света и людей, оставляет когда-либо свои книги, то с какою заботливостью старается он о своем уборе. Одетый в пестрый, за тридцать лет для свадьбы сшитый кафтан, сидит он, не принимая никакого участия в разговорах, и не находит ничего такого, что было бы по его мыслям.
Столь же мало говорю я о грубом Цинике, презирающем по своей системе все правила, предписываемые приличием и взаимными угождениями в гражданской жизни; и о том высокомерном мудреце, который думает, что он один имеет особое право пренебрегать обыкновениями, благопристойностью и самим даже разумом.
Но когда я говорю, что часто и самые искуснейшие, благоразумнейшие люди по неловкости в обращении, в приобретении внешнего уважения, гражданских и других выгод не достигают желаемой цели и не находят своего счастья, то я не отрицаю, чтобы незавидная участь не преследовала иногда людей достойных, или какая-нибудь несчастная страсть, либо суровый нрав не помрачали превосходные их качества.
Нет! мое замечание касается только тех, которые при всех своих преимуществах и при всем усилии, соединенном с благими намерениями и честностью на поприще света, у других ищут своего счастья, но, не зная средств ни к тому, ни к другому, ничего не находят. Какая сему причина? Чего не достает оным всеми преимуществами одаренным людям? И чем особенным, напротив того, обладают те, кои без всяких существенных отличий достигают всех возможных степеней земного счастья? Им недостает того, что французы называют: esprit de conduite, то есть искусства обращаться с людьми; искусства, которое поверхностные умы иногда и не учась гораздо лучше соблюдают, нежели самый ученый, рассудительный и осторожный человек; искусства выставлять блистательные свои качества, привлекать на себя внимание и заслуживать одобрение, не подвергаясь ни малейшей зависти; искусства применяться к темпераментам, намерениям и склонностям различных людей без всякого, впрочем, лицемерия; соображаться с духом всякого общества, не теряя ничего из собственного характера и не унижаясь до подлого ласкательства. Тот, кому природа отказала в сем счастливом расположении, должен наперед познать человека, снискать некоторую гибкость, любовь к обществу, уступчивость, терпение, в некоторых обстоятельствах и пожертвование собой, власть над сильным действием своих страстей, благоразумие и всегдашнюю веселость характера, - и тогда он будет обладать сим искусством в полной мере.