— Хорошо! Хорошо, ничего не будет! Только останься! — отчаянным невольным вскриком вышло. — Друзья, Вань! Просто как друзья! Я всё понял!
Обмерла в растерянности. Все еще не верю услышанному. Или не хочу верить. Что так быстро сдался, поддался — доводам моего больного, строгого рассудка, совести. Часть меня же, большая часть (душа, сердце, тело — всё иное) отчаянно не хочет этой… Его капитуляции.
— Я всё понял, — грохочет гром приговором. — Понял, родная. Просто друзья. Только не уходи. Хорошо? Друзья. Нам же не привыкать. Верно? — кривая, полная боли, улыбка исказила его уста.
Еще один вдох, глотая соленые потоки, — и сдалась. Жадно притиснулась к нему — обнял, сжал в своих теплых, нежных объятиях. До сладкой, приносящей умопомрачительное удовольствие, боли. То, чего за столько лет брака — никогда и близко не ощущала. Ни намека, ни даже зыбкого марева.
Ненавижу. Как же… я ненавижу себя. За всё. За то, что дожила до такого. Довела.
За то… что уже предала. Всех. И себя в первую же очередь.
Ненавижу. Ненавижу, что делаю Ему больно. Тому, кого без меры, всей душою люблю.
Но уступить, уступить — ради сына не могу.
— Ну не плачь, Ванюш. Котенок… — еще сильнее прижимает к своей груди. — Это я дурак. Полез зря. Надавил. Глухой д*бил…
— Я люблю тебя, — отчаянно, шепотом я.
— Я тебя тоже, хорошая моя, — поцелуй в висок. — Очень люблю. И всегда любил.
— Но я не могу…
— Я понял. Прости меня.
— Это ты прости… что я дура такая.
— Ну не плачь, Малыш. И не говори глупостей. Всё будет хорошо. Справимся. Успокаивайся, и давай спатки. А то уже и утро скоро, — горький смех. — Зря я все эти разговоры затеял. Ты права была — зря.
Глава 31. Расплата за счастье
* * *
Будильник в телефоне. Мой личный Палач и Судья.
Взор на еще спящего своего Федьку. Милое, доброе, родное лицо. Век бы на него смотрела, любовалась.
Приблизилась вплотную.
Как бы хотелось поцеловать его. Напоследок. Украдкой. Будучи трезвой рассудком и сердцем. Не затуманенной чувствами. Всецело осознать, запомнить этот вкус. Ощущение. Каково… это быть с тем, дарить, обмениваться лаской, по ком ты сходишь с ума, и кому ты небезразлична. Вкус чистой, дозволенной, не уворованной любви.
Вдруг хмыкнул. Растянулись уста в улыбке. Но веки так и не открыл:
— Я не сплю. Встаю.
Мгновение — и встретились, сплелись взгляды. А оторваться и еще более теперь невыносимо:
— К-кофе, чай? — хриплым, надломанным голосом.
— Да что и себе… — добрая, нежная, ласковая ухмылка. — С добрым утром.
— С добрым.
Поспешно, смущенная, сорвалась я с дивана.
На кухню. Поставить чайник, а затем к малышу — будить.