— Ну не тут же? — хихикаю, еще более смущенная.
Еле добрались домой. В комнату — и бесцеремонно быстро каждый раздел себя. К дивану — и повалил, забрался сверху на меня Рогожин.
* * *
— Да уж… до сих пор не верится, что всё это реально, — несмело прошептала я, метнув смущенный взгляд в лицо Федьке. Перевернулась на бок в постели.
Ответил участием:
— Да и не говори. Иди ко мне, — притянул к себе — поддалась: легла ему на грудь. — Да это я… дурак. Если не кто похуже. Надо было сразу… а не мусолить сопли. Быть решительнее. Очень многого… удалось бы избежать.
— Ну… будь ты сразу «порешительнее», — поспешно отозвалась я, возражая, — я бы точно тебя испугалась. Не влюбилась бы так сильно. Да и потом… это был бы уже не ты. Не тот Рогожин, которого мы все ценим и любим. На самом деле, я понимаю, и даже… ценю, что ты с Инной… Просто, если бы ты сразу ее бросил, несмотря ни на что, на то, что у вас до этого с ней было, то… Всё это было бы неправильно. Жутко. Обидно. Кто я такая? Чтоб так быстро ты взял и побежал за мной? Разменял прошлое на непонятное будущее? А сотвори — это значило бы лишь одно: несерьезный. И появись на горизонте другая (куда круче меня — а таких, верю, знаю, — уйма), так же бы и меня бросил, особо не задумываясь. И уже я бы оказалась на месте Инны. Инессы.
— Нет, котенок, — сильнее сжал в объятиях. Поцелуй в макушку. — Ты у меня одна такая. И ни на кого никогда я тебя не променял бы и не променяю. А уж тем более теперь, когда столько пришлось пройти, чтобы быть с тобой рядом. Нет уж, и не мечтай. Никому тебя не отдам.
— Не отдай, — смеюсь, смущенная.
Глаза в глаза. Вмиг движение — потянулся Федя ко мне. Поцелуй в губы — ответила.
Напор — покоряюсь: забираюсь на него сверху.
— Красивая моя, — скользящий взор по всему моему обнаженному телу.
Сжалась я от неловкости. Прикрыла ладонями грудь.
— Дурак ты, — покраснела, что мак. Пристыжено опустила я очи.
— Ты че? — силой оторвал, убрал мои руки с запретных видов. — Я серьезно. Ты у меня очень красивая. И раньше была, а сейчас, как повзрослела, так еще лучше стала. В ту еще женщину превратилась.
— Та, — сгорая уже от стыда, невольно рявкнула. Скривилась, еще усерднее пряча взгляд. — Одни растяжки после беременности.
— Малыш, — резво привстал. На расстоянии вдоха. Беглый, таящий взор по всему моему лицу. — Я тебе серьезно: ты у меня… как для меня — идеальна. И я тебя всю безумно люблю. Начиная с характера. И заканчивая — каждой твоей растяжкой или морщинкой.
— О, у меня уже и морщины есть? — язвлю.
Не дает разойтись вовсю в своем едком смехе — прилип к моим губам своими. Но лишь на миг — рассмеялся в ответ: