* * *
— А о нас? Что она говорит о нас? Что думает? — криво улыбаюсь, все еще не имея сил попрощаться, оторваться от своего Рогожина. Замерли у калитки.
— Она не знает… ничего, — отвел смущенно взор в сторону.
— Почему? — округлила очи я.
Сердце в волнении, в странных предчувствиях, страхах сжалось.
— Ну… — скривился. Забегал взгляд по окрестности. — Почему… — Шумный вздох. — Поначалу… всё это было неправильно. Запретно. Постыдно… что я облажался, предал. Не выполнил все свои обещания, обязательства перед Инной. А потом… — запнулся, подбирая слова, давя эмоции. — Потом… и вовсе всё стало каким-то безумно личным, что ли. Сокровенным. Ценным. — На мгновение взгляд мне в глаза, но тотчас увел его в сторону, давясь неловкостью. — То, что в глубине души. В сердце. Вот не хотелось никому ничего такого рассказывать. Да и… чем меньше знают, тем крепче все мы спим, — нервически рассмеялся. И снова на короткий миг встретились наши взоры. — Дело не в самой Нике. Нет. Она офигенный друг, отличная сестра. Но… Вообще, просто не хотел, чтоб кто-то знал. Это мое дело — и… касается лишь нас двоих. С тобой. Нет, — вдруг резво перебил сам свои мысли. И вновь пристыженный, нервический смех. — Я, конечно, скажу ей. Сейчас всё устаканится у нас. Разберемся, с квартирой, с Малым. — Взгляд мне в глаза. — Подашь на развод — и скажу. Я тебя не стесняюсь, или еще чего. Не подумай. Нет! Я тебя очень люблю, — уверенно, в подтверждение закивав головой. — Очень люблю. Ты для меня — всё. Но… всему свое время. Я не люблю трепаться о… — поморщился от волнения, — о том… о самом важном. Оно мое — и… я его берегу, как могу. Позже узнают, а пока — пока всем так проще будет. Чем начнется сейчас: а что, а где, а как давно? «Ух, ты», «ах, ты»… Бесит меня это. Из личного вдруг всё перерастает (пусть и невольно, не со зла или еще чего), но в цирк. Не хочу всего этого. Хочу, чтоб было, как есть. А узнают — в свое время все всё узнают, но уже у нас почва будет под ногами, а не так — временный настил.
— А родители?
— Что с ними? — нахмурился.
— Ты им скажешь?
Скривился, прожевав эмоции. Отвел вщгляд в сторону.
— Наверно.
— В смысле, «наверно»?
И снова тяжелый, раздраженный вздох.
Очи в очи:
— Я меньше всего хочу посвящать их в то, что происходит в моей жизни.
— Почему? — жгучая тишина молчанием. Сдался — отвернулся в сторону. Продолжила: — А если внуки пойдут? Тоже смолчишь? — встревожено я.
— Вань. — Глаза в глаза со мной. — Давай сначала сами разберемся с тем, что с нами творится, а затем уже… начнем пускать зрителей, критиков, советчиков. Они хотели, чтоб я больше в их жизнь не лез? Не лезу. Только и в мою теперь не надо лезть! — стукнул кулаком себя в грудь. — Понимаешь?