— Оторвешь носъ-то! — громко сказалъ кто-то изъ толпы.
Но урядникъ не унимался.
— Вотъ какъ! Вотъ какъ-съ! Пожалуйте, господинъ преступникъ, въ контору для протокола!
И онъ самъ притянулъ себя за носъ книзу, согнулся, какъ согнулся бы, по его мнѣнію, преступникъ, и, дергая за воображаемый носъ, изображалъ, какъ онъ неумолимо тянетъ преступника съ парохода въ контору.
— Вѣдь, ей-Богу, оторветъ носъ-то!
— Брось! Носъ-то посинѣлъ!
Всѣ кругомъ хохотали, но обвиняемые, на которыхъ оралъ урядникъ, сами находили, что надобно составить протоколъ на слѣдующей-же пристани и вызвать исправника.
— Исправника?! — неистово захрипѣлъ урядникъ и показалъ шишъ. — Вотъ что исправникъ для меня означаетъ! Моя священная обязанность… Вотъ что мнѣ исправникъ!
Капитанъ парохода сказалъ:
— Очень жалѣю, что не ссадилъ тебя на мели.
— Ссадите его, въ самомъ дѣлѣ, на берегъ!
— Нѣтъ, пускай протоколъ пишетъ. Посмотримъ. Мы и сами протоколъ составимъ!
Урядникъ опять показалъ кукишъ:
— Вотъ! Выкуси, политическій!
Наконецъ, пришли къ пристани. Урядникъ нисколько не унимался.
— Извольте-съ пожаловать въ контору!
И быстро запрыгалъ по мосткамъ на пристань. За нимъ пошли всѣ обвиняемые, чтобы посмотрѣть, что будетъ творить урядникъ. Городовой побѣжалъ въ городъ къ исправнику. Постороннюю публику урядникъ удалилъ изъ конторы и оставилъ только преступниковъ. Урядникъ принялся строчить. Но едва онъ спросилъ одного изъ преступниковъ: "имя?", — какъ этотъ преступникъ, а за нимъ и всѣ прочіе ушли вонъ изъ конторы.
— Нѣтъ, когда пріѣдетъ исправникъ, такъ ты тогда прежде всѣхъ имя-то свое говори, а потомъ уже и мы скажемъ!
Ожиданіе пріѣзда исправника нѣсколько подбодрило публику. Явилась даже надежда упечь безобразника, такъ какъ было много свидѣтелей его безобразій. Но исправникъ не пріѣхалъ, а пріѣхалъ довольно поспѣшно помощникъ пристава. Безобразникъ встрѣтилъ его, какъ большого пріятеля, потрепалъ даже по плечу.
Обвиняемые всѣ столпились около помощника пристава. Капитанъ былъ до глубины души возмущенъ своевольствомъ на его пароходѣ, и настоятельно требовалъ составленія протокола о поступкахъ безобразника. Но сами обвиняемые сильно подпортили дѣло.
Они такъ-же громко и раздраженно предъявили свои требованія, какъ и капитанъ, но понемногу въ этихъ требованіяхъ стало слышаться слово:
— Наплевать!
Безобразникъ былъ въ это время совершенно уже не при чемъ. На лицѣ его водворилось полное спокойствіе, и онъ только по временамъ ощупывалъ свой носъ, хотя при этомъ подмигивалъ помощнику. — "Наплевать!" — сказано было съ глубочайшимъ негодованіемъ, нѣсколько разъ, нѣсколькими обвиняемыми. Это рѣшеніе до чрезвычайности обрадовало помощника пристава. Пока публика шумѣла и галдѣла, онъ все только пожималъ плечами и старался доказать, что тутъ произошло "прискорбное недоразуменіе". Но когда публика провозгласила —"наплевать!", — онъ сразу понялъ, что безсмыслица, какъ всегда, кончится ничѣмъ.