- Да вы не смущайтесь. Не надо бояться. Как не за этим? Шутите что ли? Я понимаю. Некоторые дамы любят пококетничать сначала. Хотите немного поиграть с нами?
И он взял ее за руку. Наталья вздрогнула так, будто ее ужалила змея.
С выражением откровенного ужаса на лице, вновь не в силах вымолвить ни слова, она отрицательно замотала головой. Хозяин сжал ее запястье своей потной шершавой лапой. Холодная испарина выступила у Натальи на лбу. Неотрывный взгляд чернокожего словно загипнотизировал ее, заставив оцепенеть от жуткого страха.
- Я знаю, что вам на самом деле от нас надо. Знаю, зачем белые женщины приходят сюда. Даже не признаваясь в этом самим себе. Им нужна грубая, дикая, животная мужская сила. Такая, которая есть только у черных. Европейские мужчины не способны на такое. Посмотрите на этих парней. Саиду девятнадцать, а Мухаммеду двадцать два. У них уже месяц не было секса. Они голодны и нетерпеливы. Яйца обоих переполнены спермой, а желание женщины сводит с ума. Вы узнаете, что такое быть настоящей самкой. Самкой, принадлежащей дикой страсти. Настоящей страсти, вырвавшейся на свободу. На такое только черные способны.
Его взгляд словно заковал ее в ледяную глыбу, и Наталья уже была в полуобмороке от ужаса. Между тем, марокканец спокойно продолжал читать ей свой жуткий приговор.
- Для начала мы по очереди познакомимся с вами, - облизнулся он. - По разику, коли уж вы к нам всё равно пришли. Уж больно вы хороши, - чуть притянул он ее к себе. - А потом займемся искусством, - жутко улыбнулся марокканец. - Начнем, так сказать, творить все вместе.
- Я… Я… Я не хочу, - пыталась бормотать она непослушными губами.
- Да как же не хотите? - усмехнулся он. - Я же знаю вас. Сами ждете всего этого. Просто не до конца осознаете. Разум мешает телу и инстинктам.
У Натальи возникло ощущение, что холодный удав прополз ей в душу, вот так прямо, из глаз в глаза, и она была полностью в его власти. Чувствуя эту власть, марокканец продолжал.
- Всё здесь сейчас должно принадлежать инстинктам. Принадлежать и служить им. Тогда вы ощутите свою женскую суть в ее первобытной дикости. Она и нужна нам. Та животная дикость, которая живет в каждом самце, и которой служит каждая самка.
Продолжая пристально смотреть Наталье в глаза, он отпустил ее руку и чуть отошел в сторону.
При этих словах Наталью заколотил нервный озноб. Она плохо понимала, что марокканец говорит ей, но, что это бы ловушка, было ясно и без слов.
Вдруг что-то шершаво-липкое неожиданно обожгло ее кожу, грубым наждаком скользнув по плечам и вдоль рук. Наталья невольно вскрикнула. Платье слетело с ее тела, упав к ногам и открыв взорам голодных африканцев покрывшееся испариной холодного пота почти полностью обнаженное тело, вздымающуюся от судорожного дыхания грудь, темные кружки сжавшихся от страха сосков. В сковавшем Наталью столбняке она даже не заметила, как Мухаммед, подойдя сзади, резким движением расстегнул молнию ее легкого, свободного платья и сбросил его на пол.