Ланни резко сменил эту тему, сказав: "Я хочу, чтобы вы съели хотя бы одну плитку шоколада". Он открыл пакет, но за счет тепла его содержимое растаяло. Пришлось разворачивать плитку и слизывать шоколад с бумаги. Не совсем достойная процедура, но полуголодный человек не стал церемониться, когда Ланни уговорил Рауля лизнуть. И скоро его рот, и все вокруг него, окрасилось в насыщенный блестящий коричневый цвет.
Ланни начал: "Вы случайно не помните капитана Герцога, которого мы видели, марширующим с Интернациональной бригадой в Мадриде?"
— Помню. О нём хорошие отзывы в бригаде Тельмана.
— Он все еще жив?
— Ну, вы знаете, как это на войне. Я мог бы и не услышать, если с ним что-нибудь случилось.
— Можете ли вы узнать?
— Я могу узнать, где он находится, и есть ли какие-либо последние новости о нем. Его рота воюет на фронте в Бельчите, я абсолютно уверен.
— Мне надо обязательно поговорить с ним. У меня есть послание от подполья в Германии, я обещал не говорить об этом, но вы поймете, что это важное партийное дело.
"Конечно, Ланни. Но будет не так легко попасть на фронт, не привлекая внимания. Мы постоянно принимаем иностранных журналистов. Но если вы поедите вместе, то они будут знать, кто вы, и у них не будет никаких оснований не упоминать вас". — Рауль назвал всех по списку. Это был список гордости американских писателей, которые приняли дело испанского народа, как своё собственное. Все они были сейчас или побывали недавно в Валенсии: Эрнест Хемингуэй, Винсент Шеин, Дороти Паркер, Элиот Пол, Луис Фишер, Анна Луиза Стронг, Альберт Рис Вильямс. Они предприняли долгое и опасное путешествие и превратили его в дело совести. Они превратили кровь своих сердец в горящие слова в попытке преодолеть тупую инерции масс, чтобы заставить народ Америки понять смысл этого насилия над демократией.
Ланни сказал: "Я встречался со многими из них, и они меня узнают. Так дело не пойдёт".
"Вы должны понять", — объяснил его друг, — "Я не босс. Я должен доложить моему начальнику, и я должен представить дело так, чтобы убедить его".
— Вы не могли бы сказать, что это кто-то с посланием для Герцога, скажем, по семейным обстоятельствам.
— Ответ на это будет: Пусть человек напишет Герцогу, и если Герцог захочет увидеть его, то пусть сделает заявление. Все это может занять некоторое время.
— Не могли бы вы поручить кому-нибудь переправить меня туда?
— Не в военное время, Ланни. Вас примут за шпиона, и вы можете попасть в серьезные неприятности. Я, конечно, имею в виду гласность.
— Заподозрить меня в качестве фашистского шпиона было бы не так плохо с точки зрения того, что я делаю. Намного лучше, чем быть другом красных.