Я вижу его даже сейчас, два года спустя, когда просыпаюсь и смотрю на то место, где он умер. Его голубые глаза широко открыты, смотрят на меня, но не видят. Кровь расстилается под ним, сочась из отверстий в его животе и груди, образуя вокруг него лужу. Воняет кровью. Этот запах… медный и немного дерьмовый.
Я позволяю себе подумать, что это плохое слово, поскольку никому нет до этого дела.
Я моргаю, и он исчезает, оставляя меня с плохим привкусом воспоминаний и кошмарами наяву и всегда с гнетущим чувством голода во рту.
Это долгая прогулка, и уже темно к тому времени, когда я хоть кого-нибудь обнаруживаю. Я нахожу группу солдат; чёрные и коричневые винтовки прислонены к стене около их рук или перекинуты через колени. Семеро из них курят сигареты. Громко разговаривают, хвалясь своими подвигами в бою, как много американцев они убили. Лжецы. Я сужу по тому, что они смеются слишком громко сквозь дым, выходящий из их носов.
Они замирают, когда видят меня, и тянутся за своими винтовками, хотя я — жительница Ирака и просто девочка.
— Что ты здесь делаешь, девочка? — рычит один из них. — Это опасно. Ты должна быть дома с мамой и папой.
Я не обращаю внимания на их глупые вопросы.
— Мой брат… — Мой голос мягкий, слишком мягкий. Я его усиливаю. — Мой брат сбежал, чтобы воевать. Ему всего двенадцать лет. Мне нужно найти его.
Они смеются. Кроме одного из них, который говорит со мной.
— Я видел мальчика. Несколько часов назад. С другими мужчинами. У него было ружье, и он стрелял в американцев. Думаю, что он даже попал в одного.
— Глупый мальчишка, — бормочу я себе под нос. — Мне нужно найти его, — говорю я громче.
Тот, кто говорил, пожимает плечами.
— Удачи. Я видел его только один раз, очень быстро. Он отправился на запад.
Я осматриваюсь вокруг себя, не имея ни малейшего представления, в какой стороне запад.
— Вы можете показать мне?
Он смотрит на меня, потом поднимает одно плечо.
— Могу.
Остальные смотрят на меня; их взгляды заставляют меня нервничать. Я хочу уйти от них.
— Пожалуйста, покажите мне. Он всего лишь мальчик. Он не должен воевать.
— Если он может стрелять из винтовки и убивать неверующих, он — мужчина, — говорит один из них.
— Тебе следует пойти домой к своей маме и позволить мальчику делать мужскую работу.
— У нас нет мамы и папы. Они умерли. Я нужна ему. Пожалуйста, помогите найти его.
Странный, голодный взгляд укрепляется в их глазах, когда они понимают, что я одна, совсем одна. Их взгляд путешествует по моему телу от моего разорванного хиджаба до старого платья, маленькой девичьей груди и тонких ног, треугольнику между ними, видимому, когда от ветра платье облегает моё тело. Я знаю, что они хотят. Хорошо знаю. Я видела, что мужчины делают с женщинами, и знаю, что не хочу, чтобы такое случилось со мной с этими мужчинами.