Восхитительный закат. Дурашливые лампочки, кокетливые витрины магазинов, холёные матовые тротуары. Я подсматривала за этой жизнью исподтишка. Видела мужчин, идущих под руку со своими женщинами (их хвосты были спрятаны за спиной). Как будто не существует рабства и войны. Здесь они не звери, а самые обычные жители.
Мы для них — враги, и так будет всегда. Земной женщине не дано испытать тех нежных прикосновений, которые ящерр подарит самоуверенной ящеррице. Для ящерра земная женщина — услада на ночь. Утром он прикажет ей уйти, и не нужно смотреть в глаза, не нужно целовать и сглаживать неловкость. Она уйдёт — добровольно и с облегчением. А уже через несколько часов с неё схлынет влечение, и она будет ненавидеть себя за то, что позволяла так с собой поступать.
Красная Шляпа вывел нас к машине. Из темноты вышел Шестой. И увидел…
Я взяла полную ответственность за свои действия и вынудила их принять нашу добычу. Мужчины были ошеломлены зависшим в воздухе ящерром и коротенькой цепочкой, которую я сжимала в руке, чтобы тянуть пленника за собой. Что им оставалось — чертыхнулись и пошли за мной.
Я помню музыку, разбрызгивающуюся по всему Гнезду. Она лилась отовсюду: из окон милых домов, парящих в воздухе машин, обрывков разговоров. Помню громкие фейерверки.
Город праздновал пришествие новой власти. Нового судьи. Не только Маятник — всё Гнездо праздновало. Это был день судьи. Судный день…
Вот только виновник торжества покидал границу города, чтобы оказаться в плену у землян.
***
Всё прошло слишком гладко. Меня глушило, сбивало с ног, взрывало, дурманило чувство, что всё прошло слишком гладко.
Слишком!
Слишком?
По дороге обратно нас не остановил ни один патруль. Никто не пытался заглянуть в багажник, не «пробивал» по сети наши номера… Никто не бросился в погоню за нашей машиной, не ожидал у выхода из туннеля. Не спрашивал, почему мы выбрали наземный транспорт, а не летим. Никому не было интересно, куда мы направляемся. Ведь их же натаскивают — быть осторожными и внимательными к чужакам.
Когда мы выезжали из Гнезда, на пропускном пункте я тряслась как осиновый лист. Шестой вёл машину, Восьмой — рядом с ним, мы с Четвёртой сидели на заднем сидении, и она, пока машина пересекала границу, всё время смотрела на меня с укором! Как бы предупреждая: всё, что случится дальше, — твоя вина! Я заткнула её ответным взглядом, мол, «что ты себе позволяешь, и какое имеешь право сомневаться во мне?»
Только я сама могу сомневаться в своих действиях… что я и делала всю сознательную жизнь. Постоянно доказывала, что нужна, что полезна. Я сомневалась, не верила похвалам и шла вперёд, не жалея сил.