Это меня не беспокоило.
А вот изменения в закусочной — да, это сделало все эти вещи с «потерянным годом» ещё труднее для восприятия.
— Это ощущается таким неправильным, — сказала я, взяв в руки меню и посмотрев на содержание. Больше никаких сырных сэндвичей на гриле с гарниром из картошки фри и отличным салатом из капусты с огурцом. Это то, что я всегда заказывала. И они всегда были идеальными.
Но чем дольше я сидела, тем больше мой живот урчал, поэтому я прогнала все эти чувства совершенной растерянности и выбрала комбо-завтрак из французского тоста, яиц, драников с беконом, заказала кофе и воду, после чего вручила меню официантке.
— Итак, пока мы здесь, — сказал Сойер, как только она ушла, — почему бы мне не узнать побольше информации о тебе.
— Хм, хорошо, — сказала я, слегка скованно кивнув.
— Расскажи мне о своей жизни, прежде чем она стала адом.
В нём действительно не было деликатной или доброжелательной жилки. Полагаю, когда становишься частным детективом, ты, в общем-то, хочешь больше Питбуля, чем Золотистого ретривера. Так что, может, это всё-таки хорошо, что он не обращался со мной как с ребёнком.
— Тут особо не о чем рассказывать. Я жила в квартире на Мейпл. Мои родители умерли шесть лет назад, или, э-э, семь, я думаю.
— Как?
Я вздрогнула, внутренне съёжившись от грубости вопроса.
— Отец умер от обширного инфаркта. Мама… не знаю. Полагаю, это случилось из-за безмерного горя. Они были всё ещё влюблены, даже после стольких лет, проведённых вместе.
— Ладно. Влюблённые родители, оба мертвы. Что ещё? Парень?
— Нет. Парня нет.
— Работа?
— Я работала в Центре создания семьи, — сказала я. — Я уже говорила об этом.
— Тебе нравилась твоя работа?
— Э-э, — произнесла я, улыбаясь официантке, которая принесла кофе и воду.
— Это не «нет», — сказал он, отпив свой чёрный кофе, пока я потянулась за сливками и кусочком сахара.
— Это не «нет». Это сложно.
— Как это вопрос, нравится ли тебе твоя работа, может быть сложным?
— Я работала в репродуктивной клинике. Я каждый день видела, как мечты людей стать родителями воплощаются в жизнь или умирают. Но также я ребёнок, который вырос в этой системе, и кого удочерила любящая семья, которая не могла иметь собственных детей. Они говорили, что невозможность завести детей естественным способом была для них знаком свыше, чтобы они вяли приёмного ребёнка. И благодаря такому мировоззрению, я смогла выйти из системы и познать, что такое настоящая семья.
— Так тебя раздражает, что люди делают ЭКО?
— Нет, — поторопилась я ответить, мотая головой. — Нет. Я понимаю это. И это здорово видеть, что люди осознают, что хотят иметь ребёнка. Но временами, когда я вижу, как люди приходят за пятой попыткой — это тяжело для меня. Я имею в виду, так много хороших детей в приютах и детских домах, так много детей вырастающих в этой системе, у которых никогда не будет семьи. Им некуда отправиться на рождество, не на кого опереться, когда в жизни становится тяжко. Если бы мои родители продолжили пытаться, вместо усыновления, то это могло бы случиться и со мной. Поэтому полагаю, что я просто разрываюсь между всеми этими вещами.