— Нейт, — заявила Ари, как только мы вышли с мальчиком, которого брали лишь проводить несколько часов украдкой то здесь, то там в течение года, пока длился суд, — мы собираемся покушать бекона. Но мама говорит, что сначала надо поесть яиц, — сказала она, скорчив гримасу, когда потянулась и взяла его за руку.
— Мне нравятся яйца, — сказал мальчик.
— Хорошо, — произнесла она, прислонившись ближе к его уху, — тогда ты сможешь съесть половину моих.
— Я всё слышала, — сказала Рия. — Осторожно, иначе я так же заставлю тебя съесть пшеничный тост.
— Пшеничный тост с семенами в нём, — сказала она Нейту с тем же отвращением, как будто бы там были сопли.
— Мерзость, — согласился он с самоуверенностью, присущей пятилетним детям.
— Если мы усыновим ещё, — сказал я, оглядев Рию, — мы останемся в меньшинстве.
Затем она улыбнулась мне, большой и счастливой улыбкой, всё её лицо осветилось ею, и она взяла меня за руку.
— Я думаю, мы сможем с этим справиться.
Мы смогли бы.
Если я смог пережить те часы, что она провела в операционной, после того, как появилась Ари, я чертовски уверен, что смог бы пережить что угодно. И, если уж быть предельно честным, если усыновление детей будет удерживать этот взгляд на её лице, я был бы готов открыть наши двери для целого автобуса с детьми.
И хотя она была счастлива большинство дней, этот взгляд, которым она только что меня одарила, я видел только несколько раз за нашу совместную жизнь. Я видел его, когда она впервые услышала сердцебиение Ари и когда она впервые увидела её после родов. Я видел его, когда наконец-то собрался подарить ей кольцо и сделать предложение, примерно через год после того, как Ари появилась на свет. Затем я увидел его снова, когда она сказала «согласна» на очень маленькой церемонии, где присутствовали только Баррет, Брок, Тиг и Мардж.
И я увидел его, когда она осознала, что мы собираемся дать ребёнку из приюта жизнь, будущее, семью.
Да, невозможно сказать «нет» чему-либо, делающему её настолько полноценной.
— Ты не напугаешь его, — сказала я Сойеру, качая головой от вида его защитной стойки папочки-медведя.
— Ты видела то платье? Я, черт возьми, спугну его тощую задницу.
Ари было пятнадцать и на ней был очень целомудренный сарафан, который практически не показывал кожи, и она собиралась на групповой поход со всеми её друзьями и мальчиком, в которого она втюрилась с начала времён. Всё было в рамках приличия и безопасно. И я знаю, Ари не из тех девушек, которых можно подтолкнуть или уговорить на что-либо. И мы уже проводили разговоры безопасном сексеи детях около полдюжины раз за последний год, зная, что моя собственная сексуальная жизнь началась в районе шестнадцати и что было нереально ожидать чего-либо другого от неё.