– Позволь мне решить, Джина, – опустив голову, он стискивает челюсти. – Имя!
– Лорен Лестер, – закрыв глаза, хриплю я, бессильно опускаясь на кровать.
– Хорошо. – коротко кивает он. – Меня не будет несколько дней. Нужно время привести мысли в порядок и заняться нашими проблемами. Пойду поцелую Эсми. Я скажу дочери, что уезжаю в командировку.
– Ты будешь звонить нам? – с отчаяньем спрашиваю я. Он отрицательно качает головой, не глядя на меня, отрицая своей позой и жестами мое присутствие, отгораживаясь невидимой стеной.
– Я не готов пока вести себя, как ни в чем не бывало.
Мое сердце снова медленно умирает. Я причинила ему боль. Так много боли.
– Прости меня, Нейтон, – шепчу я, вкладывая в слова все свое раскаянье и сожаление.
– Не думаю, что это возможно, – отстраненно произносит он, и стремительно покидает спальню, не попрощавшись и не удостоив меня взглядом.
Падая на кровать я около часа просто лежу, глядя перед собой в потолок, не думая ни о чем. Мои глаза сухие, и только грудь горит от сдерживаемых рыданий.
{Я все это заслужила.}
Но это та цена, которую я готова заплатить, чтобы не исполнять то, чего требует от меня Перриш. Я не буду его марионеткой. И сколько бы он ни ждал, что я приползу готовая на все, лишь бы он не рассказал мои секреты мужу, этому не бывать. Ядовитая ухмылка кривит губы. {Я лишила тебя любимого лакомства Перриш! Уверен, что ты не ожидал, что я нарушу твои планы. }
– Джина, можно к тебе? – в дверь сначала вежливо стучит, а потом заходит Анна Мортелл, няня Эсми.
– Конечно, – я сажусь и пытаюсь придать лицу невозмутимое выражение, выдавливаю подобие вежливой улыбки. – Доброе утро, Анна.
– Ваш муж сказал, что я могу отвести Эсми в парк аттракционов без вас.
– Да, конечно, – вымучено улыбаюсь я, пытаясь не выдать голосом своего подавленного состояния. – Если Нейтон так сказал…
На самом деле, я бы предпочла пойти с ними, но ослушаться мужа сейчас, когда мое положение настолько подвешено и нестабильно, было бы полнейшей глупостью. Прогулка с дочкой помогла бы мне отвлечься от назойливых тяжелых мыслей, но я с тяжелым сердцем провожаю их до ворот и машу рукой, пока автомобиль с личным водителем не скрывается из поля зрения.
Я заставляю себя вернуться в дом и заняться обыденными бытовыми хлопотами. Мне нельзя расклеиваться и опускать руки. Я должна собраться, доказать, что я достойна прощения, что я не жалкая, плаксивая идиотка, не способная сохранить самоуважение.
Стресс активировал внутренние резервы, и я действовала, как заведенная автоматическая кукла, отключив все чувства. Иногда они прорывались, и я прижимала ладонь к груди, пытаясь унять разрывающую боль. А потом вспоминала тот день, когда впервые увидела красное сморщенное личико Эсми, и мне становилось легче. У меня есть ради кого жить. Разве это не самое главное, что может быть у женщины?